– И что произошло с нею дальше? – спросил Саймон.
– Естественно, ее семья стремилась замять дело, поэтому ее отдали на попечение монахинь, но она умудрилась както ночью удрать, пробраться на корабль, шедший во Францию, и там спрятаться в женском монастыре. Но бокор, сделавший ее зомби, до сих пор имеет над нею власть и может при желании вернуть ее на Гаити, а если он еще к тому же и очень сильный оккультист, он может оживить ее разум и вложить в него, даже на очень большом расстоянии, те мысли, что пожелает, хотя и не сможет заставить ее говорить.
Неожиданно поведение доктора изменилось. Он резко встал. Его голос из насмешливого стал открыто враждебным и презрительным.
– Я хорошо позабавился своим разговором с вами, мистер Арон, – сказал он. – Я отправляюсь спать. Когда вы разбудите ваших друзей и они возобновят свою борьбу, стараясь не встречаться со мною на астральном уровне, думаю, они с большим интересом выслушают все, что я рассказал вам о зомби, в особенности историю о прекрасной гаитянке, отосланной во Францию Кстати бокором в том случае был я. Чтобы держать вас всех под наблюдением с ее помощью, я вызвал ее на Гаити. Какоето мгновение Саймон был даже не в состоянии полностью осознать смысла сказанного доктором Сатэр – деем. Затем его сердце перестало биться. Он медленно повернул голову и посмотрел на Филиппу.
ЖИВОЙ ТРУП
«Прекрасная немая продолжала сидеть с совершенно бесстрастным выражением лица. Если она даже слышала слова доктора, она не показывала виду, и тут Саймон вдруг подумал, что с того времени, как она оказалась в доме доктора, она не сделала ни малейшего движения.
Даже осознав весь ужас сложившейся ситуации, он, тем не менее, продолжал лихорадочно думать. Если она действительно, как сказал мулат, зомби, чьим разумом он может управлять даже на расстоянии, он при желании мог и умертвить его, лишив всякого содержания. Каждая мысль, которую Филиппа выражала письменно со времени их первой встречи примерно неделю назад на вокзале Ватерлоо, была просто набором разных слов, ни в коей мере не отражавших ее индивидуальности, ее личного «я», каковым она была более двух лет тому назад, а являвшихся совершенно случайными фразами, цель которых – создать перед ее ничего не подозревающими спутниками образ человека, каким она должна была быть по мысли доктора.
Все, что им было известно о ней, они узнали из ее собственных рук. Именно она рассказала им о том, что потеряла речь в результате шока во время бомбежки госпиталя, в котором она работала. Теперь очевидно, что это была ложь. В то же время на такую историю мог натолкнуть только очень умный противник, понимавший, что, благодаря ей, девушка будет пользоваться всеобщим сочувствием и вниманием. И то, что она жила на Ямайке и вместе с дядей побывала на всех островах ВестИндии, тоже выдумки доктора, позволившие ей оставаться в их обществе и в его интересах следить за ними.
Калейдоскопическая смена событий за последние несколько дней пробежала перед его мысленным взором. Вот он держит Филиппу за руку, вот он танцует с нею. Если бы не ужасная обеспокоенность за своих друзей, когда в течение многих часов он не знал, живы они или нет, он бы уже вчера вечером наверняка занимался с нею любовью. И вот оказывается, она не человек, а только тело без души, некое существо, вставшее из могилы.
Глядя на ее гладкие, слегка смуглые щеки, полные красные губы, это представлялось просто немыслимым. И, тем не менее, это так. Было чтото отталкивающее в ее бьющем через край здоровье. Он чувствовал, что даже прикосновение к ней вызовет у него отвращение. Одновременно ему было ужасно жаль ее, точнее, не ее, а человека, каким она была до того как у нее похитили душу.
Очаровательное существо, на которое он смотрел, было просто куском «человеческой» глины, приведенным в действие необычайно мощной волей. Гдето томится в заточении душа девушки, которая подвергается немыслимым мучениям, имея и одновременно не имея своего земного воплощения. Она не может наслаждаться периодом спокойного парения, наступающим после завершения земной ипостаси, и не может оживить иной человеческий организм, а вынуждена с горечью взирать, как используется тело, которым она уже не в состоянии управлять. И это будет продолжаться до тех пор, пока в результате какогонибудь ужасного происшествия или непредвиденной болезни, изъевшей плоть, она станет непригодной для дальнейшего использования ее воплощением Зла.
Другая мысль пришла в голову Саймону. Пока он считал немую девушку своим товарищем, он совершенно не опасался доктора, хотя прекрасно понимал, что мало чем она может помочь ему – ситуация, напоминающего человека, бесстрашно шагающего ночью по джунглям в сопровождении своей собаки, хотя она не может уберечь от укуса змеи или от прыжка пантеры.
Все его друзья спали, и Саймон был абсолютно уверен, что даже самые громкие крики их не разбудят. На Филиппу надеяться было бессмысленно, поскольку она представляла собою лишь куклу в человеческом облике, приводимую в движение волей их противника. Саймон оставался, таким образом, наедине со злобствующим сатанистом.
Все эти мысли молниеносно пронеслись у него в уме. Под конец он даже почувствовал неожиданно желание вскочить со своего кресла и в ужасе бежать из дома, но сдержался. Благодаря правилу, что любое сопротивление Злу придает дополнительные силы, ему сразу же пришла на ум новая мысль. «Дурак! – подумал он. – Твое положение не хуже, чем было в течение всего вечера. Ты придумал план, Филиппе не было в нем места. Таким образом, ужасные саморазоблачения доктора ничего не меняют. Он рассказал тебе о Филиппе, чтобы нагнать на тебя страху. Не поддавайся. Делай так, как задумал. Как будто он только что объявил о своем желании отправиться спать».
План Саймона был очень прост. Он его вынашивал уже в течение нескольких часов. Саймон умел поддерживать разговор и в то же время думать совершенно об ком, а поскольку в течение вечера почти все время говорил доктор, у него были прекрасные возможности спокойно обдумать со всех сторон сложившуюся ситуацию.
Сейчас он был абсолютно уверен в том, что, отправляясь спать, доктор совсем не собирается заниматься противниками, которых заманил к себе в дом, а намеревается выжидать появления Рекса и Ричарда. Если он сможет предотвратить их возвращение, другими он займется на досуге, получая в течение предстоящего дня садистское удовольствие от их попыток преодолеть все возрастающую усталость, пока они окончательно не сломаются. Саймон пришел к выводу, лучшее, что он может сделать, и единственное, что дает хоть какуюто надежду на их спасение, это перенести военные действия в лагерь неприятеля. Даже рискуя своей жизнью, он обязан поломать план доктора, чтобы Ричард и Рекс могли избежать его нападения и воссоединиться со своими друзьями.
Согласно тому что рассказал де Ришло, раз два их друга не смогли вернуться до захода солнца, значит, они появятся не раньше рассвета, поскольку в Порто-Пренсе нет условий для посадки самолета ночью. Очевидно доктор это учел – отсюда его желание говорить чуть ли не до самого утра. Он понимал, что Ричард и Рекс смогут покинуть аэропорт Кингстона не раньше чем за пару часов до восхода солнца, поэтому если он ляжет спать в пять или даже шесть часов утра, у него еще будет вполне достаточно времени, чтобы перехватить их на обратном пути. Саймон поставил перед собой задачу попытаться удержать доктора от сна, пока не поднимется солнце, и в течение последних нескольких часов немало об этом думал.
Если бы его пистолет не остался бы в их самолете, он наверняка бы сейчас не выдержал, выхватил бы его и прикончил доктора прямо на месте, надеясь, что де Ришло и МариЛу еще не проснулись и их астралы находятся гдето поблизости. Они бы могли схватить дух Зла в тот самый момент затмения или провала памяти, который следует сразу же за моментом смерти, и заточить его, одержав одним ударом победу, ради которой отправились на это дело. Но если астралов его друзей поблизости не было, дух доктора мог освободиться и, поскольку у них не было мер защиты, завладеть ими. Так что риск был велик, но поскольку средств для убийства доктора у него все равно не было, Саймон решил об этом больше не думать.