Бетти смежила веки, лицо ее расслабилось. Она спала, спала сладко и умиротворенно. Лестер почувствовала, что зловещий заговор предназначается уже не Бетти, а ей.
Впрочем, это знание пришло к ней лишь на миг, а потом его смыла волна яростной, терзающей боли; ей показалось, что она даже вскрикнула. Скоро мука начала ослабевать, но все равно оставалась столь сильной, словно от этой боли вернулись чувства ее физического тела. Она еще не привыкла переносить всю гамму ощущений боли или радости, доступных бестелесному состоянию. Они и в самом деле похожи на земные ощущения, только стократ усиленные свойственной миру Города полной идентичностью души и тела. Она перестала воспринимать и Клерка, и Бетти, и комнату, но слышала, как невнятные звуки сливаются в грязную лужу у ее ног. Заговор быстро становился глубже, он уже заливал ее колени, коснулся груди… и схлынул. Сразу придя в себя, Лестер взглянула вниз и увидела болотце синевато-зеленого мертвенного света, подбирающееся к ее лодыжкам. Она сразу поняла, в чем дело. До сих пор она была еще не вполне мертва, как и тогда, когда пыталась и не смогла ответить голосу на вершине холма. До этого она пребывала лишь в преддверии смерти; то, что надвигалось теперь, было настоящим концом. Лучше уж пустой Город, чем такое. Но ведь она ушла из Города, вышла за его пределы, и нашла вот эту мерзкую лужу, медленно ползущую вверх по ее новому телу, растворяя и меняя его частицу за частицей. С тоской подумала она о просторных, пустынных улицах. Отчаянно сопротивляясь распаду, она готова была ухватиться даже за эту тоску.
А обращенный Тетраграмматон продолжал звучать. Он нарастал не равномерно, а волнами, на приглушенных тонах. Он уже достиг коленей Лестер. Она уже не чувствовала одежды, до той поры облекавшей ее тело, поглядев вниз, она увидела в этом колышущемся сине-зеленом студне только свою новую, беззащитную плоть. Со всех сторон струился в нее поток заговора.
Еще одно ощущение привлекло ее внимание. Если раньше она стояла свободно, то теперь опиралась на какую-то раму, которая поддерживала ее от поясницы до головы. Казалось, ее руки, раскинутые в стороны, тоже прижимаются к какому-то основанию, словно притянутые к деревянному брусу. Она сражалась с провалами беспамятства. То ей казалось, что она почти лежит на своей опоре, словно на постели, только рама немного наклонена вперед. Она держалась, или ее поддерживали, полустоя, полулежа. Если опора не выдержит и рухнет, а это может случиться в любой момент, то она упадет в мелкий, назойливый речитатив, звучащий в ушах и видимый уже у самых бедер. Тогда он развоплотит, разрушит ее. Она всем телом прижалась к этой единственной оставшейся ей опоре. Этим путем проходили куда более великие, чем она — святые, мученики, праведники, но проходили с радостью, зная, что это — первое движение, первый шаг к новой жизни в Городе, где они начнут строить так, как мечталось им в земной юдоли, новые, настоящие дома и улицы. Но сознание Лестер, моральные принципы, по которым она жила на земле, совсем не готовили ее к подобному открытию, она даже не догадывалась о том, что происходит. Только благодаря целостности натуры она смогла ухватиться за эту другую целостность, к которой прижималась теперь ее спина. Только она теперь поддерживала ее. Бледная, растворяющая пустота, захватив почти все ноги Лестер, замедлила движение, но не остановилась. Ниже ее верхней границы Лестер уже не чувствовала ничего, выше она держалась на невидимой раме. И все же что-то препятствовало движению второй смерти. Хорошо, если это — опора, хуже — если сама Лестер. В этом случае полное небытие скоро поглотит ее всю.
Она закрыла глаза, точнее сказать, перестала видеть.
Когда обращенный Тетраграмматон уже подбирался к ее лону, Бетти внезапно шевельнулась в постели, тяжело и резко, и заговорила во сне. Клерк припал на колено, чтобы сократить расстояние и тем усилить действие заговора. Он считал, что она уже подчинилась заклятию; неожиданное движение заставило его вздрогнуть и откинуть голову. Он готовился к любым переменам в Бетти, но ждал только одной, вполне конкретной, и совсем не ожидал обычного человеческого движения. От неожиданности он прослушал слово, которое произнесла спящая девушка. Наверное, на его месте кто угодно прослушал бы его. Но он-то не кто угодно. На короткий миг, меньше чем на секунду, ритм вибраций сбился. На столь же короткий миг в глазах мастера магии мелькнула неуверенность. Впрочем, он тут же вернул самообладание, восстановил контроль над голосом и зрением. То, что предстало его глазам, едва снова не выбило его из равновесия.