Пока происходил этот оживленный внутренний обмен мнениями и воспоминаниями, тело безучастно стояло, опершись на парапет. Улица жила своей жизнью, но тут, словно споткнувшись о стоящее тело, все замерло и наступила тишина. Только пожилой джентльмен в очках; уставясь в вечернюю газету, прихрамывая, ковылял ей навстречу. Лестер робко двинулась к нему. Она хотела сказать: «Простите, пожалуйста, не могли бы вы дать мне два пенни, чтобы позвонить?» Но она совсем не пробовала управлять этим новым голосом, и сквозь хрип прорвалось только что-то вроде «пенсик одолжить». Пожилой джентльмен оторвался от газеты, увидел жалобно глядевшее на него бедное, неуклюжее, оборванное создание, услышал бормотание и торопливо зашарил в кармане. Произнеся скороговоркой «Вот вся моя мелочь», он приподнял шляпу и заковылял дальше. Тело тупо стояло, сжимая медяки в ненастоящей ладони, а Лестер ощутила легкое торжество, как в тот раз, когда заставила Бетти впервые улыбнуться.
Без возражений повинуясь ее порыву, тело пересекло улицу и вошло в телефонную будку. Вложив монеты в прорезь, Лестер заставила чужие пальцы набрать номер.
Никто не подходил. Видимо, Ричарда не было дома. Ее немного кольнуло, когда она представила пустую квартиру; запустение казалось неизбежным. Скорее всего, он у Джонатана. Что ж, можно попытаться еще раз. «Джонатан Дрейтон слушает», — произнес голос. Она заставила свое орудие нажать на кнопку и сказала — она уже так освоилась с управлением, что хриплые спазмы отступили и сквозь них прорвался звонкий голос земной Лестер.
— Мистер Дрейтон, не у вас ли Ричард?
— Подождите минутку, — сказал Джонатан. — Эй, Ричард, подойди, это тебя!
Вскоре после разговора с сослуживцем Ричарду позвонил Джонатан и от имени обоих влюбленных так тепло пригласил пообедать с ними, что отказаться было совершенно невозможно. Ричард зашел за ними в мастерскую, они присели на минутку и вскоре уже забыли о том, что собирались идти куда-то. Их захватило обсуждение последних событий. Бетти хотела как можно скорее избавиться от картины с Клерком и его паствой, а заодно, чтобы покончить со всей этой историей, принялась уговаривать Ричарда принять полотно с городским пейзажем. Ричард, хотя и был немного смущен неожиданным подарком, не стал отказываться. После всех происшествий, он привязался к этой картине. Ему даже казалось, что если присмотреться повнимательнее, можно разглядеть в сплетении улиц летящую походку Лестер. Он и самого себя словно видел там, на полотне… они могли бы встретиться. Все трое как раз обсуждали, насколько удалось Джонатану передать на картине природу лондонских улиц, их неповторимое лицо, когда зазвонил телефон.
Несколько удивленный Ричард взял трубку.
— Ричард Фанивэл, — назвался он и услышал, к своему удивлению (отнюдь не чрезмерному), голос Лестер.
Голос прерывался какими-то хрипами — Ричард сначала решил, что аппарат неисправен, но он ясно расслышал свое имя и узнал неповторимые интонации, поэтому откликнулся даже более уверенно, чем мог ожидать от себя:
— Это ты, дорогая?
В телефонной будке гомункул безвольно прислонился к стене; для прохожих картина выглядела совершенно обычно. По проводу бежал земной и одновременно неземной голос.
— Послушай, милый. Кое-кто собирается повидать тебя — такая невысокая и довольно неприятная женщина — по крайней мере, на вид. Но я надеюсь, что буду с ней — очень надеюсь. Ты сумеешь ласково отнестись к ней? Ну, как отнесся бы ко мне? Понимаешь, Тебе ведь может быть неприятно…
— Ну что ты говоришь! — воскликнул Ричард. — Я сделаю для тебя все, что хочешь, все, что смогу. Здесь со мной Джонатан и Бетти…