бежали; Мерлин явился; Камелот построен.
В Логре королевский друг высадился, Ланселот Галльский.
Талиесин чрез Логр. Прелюдия
Непокорные племена внимали;
православная мудрость расцвела от Кавказа до Туле;
Императора слава распростерлась до края мира.
В пору срединной Софии
Императора слово установило царство в Британии;
в Софии пели непорочное зачатие Мудрости.
Карбонек, Камелот, Кавказ,
врата и сосуды, посредники света;
география, дышащая геометрией, обоюдопернатый Логос.
Слепые властители Логра
вскормили страну обманом рассудочных добродетелей,
печати святых разбиты; троны у Стола пошатнулись.
Галахад ожил по Милосердию;
но началась история; агаряне взяли Византий;
потеряна слава; потеряны царство и сила.
«Воззовите к холмам дабы сокрыли нас, -
молвили мужи во Граде, - от господина милосердия,
скачущего в звездном свете, единственного отблеска славы царской.»
Зло и добро были братья
некогда в аллеях испаганских; магометане,
крича Алла иль Алла, порушили двоицу персидскую.
Кавказ захвачен исламом;
мамелюки овладели древней житницей империи.
Союз расторжен; имамы стоят в Софии.
«Бог есть Бог», - муэдзин
кричит, но угас свет на горах Кавказских,
погасла слава царская, сущего слава.
Талиесин возвращается в Логр
Оставлены моря;
я в гавани логрийской
легко сошёл на брег
под ветром штормовым.
Подняты якоря
и мачты заскрипели,
плывут назад в Босфор,
а мне - к холмам родным.
На злате колесниц
небесный Император.
Он над моим конём
семь звёзд смахнул с небес.
Дубы клонились ниц,
скрипя и выгибаясь.
Семижды серп златой
Рассёк волшебный лес.
Сокрыта за спиной
нетронутая арфа;
но вскрикнула она,
лишь вышел на тропу,
дорогу, что долой
вела через чащобу,
где пел Цирцеи сын
у соловьёв в лесу.
В лесу бегущий лев
людской утратил разум;
на мертвенном пути
стояли лешаки
среди густых дерев;
смотрели на движенья
мои, как я бегу
от огненной реки.
Друидов ученик,
свое отбросив сердце,
я к милости взывал,
взыскуя языка.
Блистательный ночник
во тьме Броселианда:
сверкнула будто серп
манящая рука.
У южных берегов
тогда скрипели мачты;
у римских мостовых
скрипели дерева.
Средь пашен и стогов
серп в золотой деснице
святыни пожинал,
и скошена судьба.
С падением одних
за мной сгустился хаос,
с падением вторых
за мной сгустился лес;
с падением иных
я прибыл в стан владыки;
от арфы за спиной
разнёсся зов окрест.
Я видел древний свет
вокруг холмов волшебных,
артуровых коней
сверкание подков.
Меня быстрее нет,
и не было в ту пору,
как через Логр я шёл
под царственный покров.
Видение Империи
Тело единое оргáном пело;
наречия мира расцвели в Византии;
звенело и пело просторечие Византии;
улицы вторят гласу Престола.
Деяния нисходят от Престола.
Под ним, переводя греческий минускул
для всех племен, тождества творения
удивительно снисходящие в род и род,
слуги пишут деяния царские;
логофеты сбегают по порфирным ступеням,
разнося послания по всей империи.
Талиесин прошёл сквозь ближайших ангелов,
от явления благодати до места образов.
Утро воссияло на Золотом Роге;
он слышал за спиною стук колесниц:
несли обновление всем языкам;
он видел нунциев, отправленных по течениям
морским, в постоянном движении,
гребцов руки, прикованные к имперским веслáм,
колесницы и галеры, дарованные послам,
отправленным за море до берега иного.
Царский поэт смотрелся в зеркало Золотого Рога.
Заря поднялась над Золотым Рогом.
Я видел тождества, отраженные в сапфирном море:
за Синаем Арарат, за Араратом Эльбрус –
светом брызжущий, снегом искрящийся,
целомудрие стройных вершин Кавказа;