— А с ивиомилами как быть? Они напрочь ликвидировали целую планету!
Данло, побледнев, посмотрел в окно.
— Скажи Шивану ви Мави Саркисяну: если он хочет снова стать пилотом Ордена, пусть отведет их корабль обратно на Таннахилл. Дорогу он знает. Пусть ивиомилов судит Харра Иви эн ли Эде, правильно? Их дела вполне заслуживают суда.
— А Бертрам Джаспари?
— Он тоже отправится назад вместе с ними.
Бардо задумчиво надул свои толстые щеки.
— А тело Эде? Его тоже на Таннахилл отправим?
Данло взглянул на застывшее в тревоге лицо Эде.
— Нет. Пусть его принесут сюда.
— Куда это — сюда?
— В Утреннюю башню, в эту самую комнату.
Эде, осознав, что его мечта снова стать человеком может осуществиться, испытал явное облегчение.
— Ты собираешься спать рядом с замороженным трупом?
— Мне случалось бывать и в худшем обществе, — улыбнулся Данло. — Распорядись, пожалуйста. Я должен сдержать одно свое обещание.
— Как хочешь, — хмыкнул Бардо и тут же посерьезнел, намереваясь перейти к делам первостепенной важности. — Надо как можно скорее разобрать Вселенский Компьютер, вот что.
— Да, надо. — Данло взглянул на темное зловещее пятно в небесах. — Хотя я предпочел бы не уничтожать его, будь это возможно.
— Как это? Почему?
В глазах Данло зажегся странный свет.
— Потому что в этой благословенной машине воплотилась мечта Ханумана — пусть безумная, но мечта.
— Ты называешь ее благословенной?!
— Да, Бардо. Благословенной. Это всего лишь машина, но сделана она из благословенных элементов — кремния, углерода, железа и золота. Она может быть и шайда, и халла — смотря как ее запрограммировать.
— Не вижу, какая от нее может быть польза.
— Это трудно понять, я знаю. Но этот компьютер способен моделировать целые вселенные. Ты даже не представляешь, какие чудесные имитации он производит. Люди всегда будут нуждаться в этом, как и в самих компьютерах.
— Этот им точно не нужен. Боги наверняка уже поглядывают на Невернес и опасаются, что мы вместе с Хануманом создаем здесь нового бога.
Данло, не отвечая, смотрел на небо.
— Они наверняка боятся, что этот наш бог будет самым крупным в галактике и положит начало хакариаде, которую они не смогут остановить.
— Скорее всего. — Данло посмотрел на примыкающий к компьютеру край Золотого Кольца. — И поэтому нам придется его разобрать. Мы разберем его полностью, думал он, и его элементы пойдут в пищу Золотому Кольцу. В пищу новой золотой жизни, которая, как щит, прикроет нас от радиации сверхновых. Но скоро, меньше чем через миллиард ударов сердца, начнется величайшая в истории звезд хакариада, и все боги вселенной, вместе взятые, не смогут остановить ее,
— Вот и хорошо, — сказал Бардо. — Я уж испугался, что ты захочешь сохранить его, чтобы погрозить кулаком небесам и сразиться с самими богами.
— Нет. — Данло улыбнулся этой сочной метафоре. — Но есть некто, охотно использовавший бы Вселенский Компьютер против Тверди и прочих богов.
— Кто такой?
— Кремниевый Бог. Уверен, что он и Ханумана использовал. Он дал бы Хануману достроить эту шайда-машину, а потом с ее помощью проглотил бы всю галактику.
— Бог мой! Да разве такое возможно?
— Возможно. Очень даже возможно.
Бардо потер лоб.
— Непонятно, почему бы Кремниевому Богу просто не создать новые компоненты и не добавить их к своему мозгу, как делают все боги.
— Я только начинаю понимать это, Бардо. Только начинаю видеть по-настоящему. Понимать, как галактические боги сдерживают один другого, никому не позволяя стать Богом. И как каждый из них пытается обойти препоны, которые ставят ему другие.
— А как можно победить Кремниевого Бога, знаешь? Я-то уж точно не знаю. И ни Твердь, ни другие галактоиды, по твоим словам, тоже не знают.
Данло улыбнулся грустно и сострадательно, но и свирепо тоже — с хищностью белой талло, высматривающей добычу в небе.
— Мы победим его. Придет время, и мы уничтожим его целиком.
— Кто это мы? Ты да я?
— Ты да я, и триллионы таких же, как мы с тобой. Да, да, да. .
— И каким же это образом?
Данло, чтобы сжечь хоть немного дикой энергии, воспламеняющей его нервы, прошелся по комнате и остановился у окна. Приложив ладонь к холодному кларию, он смотрел на Обитель Розового Чрева, Зал Пилотов и другие здания Академии. Кадеты сновали по красным ледянкам, направляясь в шахматный Павильон, Зал Лави, на площадь Ресы — будущие пилоты, и скраеры, и горологи, и холисты. Все они, согласно вчерашнему указу Данло, поснимали золотые одежды и снова оделись в черное, красное и синее — традиционные цвета профессий Ордена.
— Этот Путь Рингесса, который ты создал, — мощнейшая религия, — сказал он, повернувшись к Бардо. — Поистине шайда-религия. Многие хотели бы отменить ее, если б могли.
— Я бы хотел того же. Все Содружество ввязалось в эту проклятую войну, чтобы отменить Путь Рингесса.
— А что, если отменить его невозможно?
— Можно хотя бы помешать его распространению.
Данло, грустно улыбаясь, покачал головой.
— Можно убить людей, но не их веру. Не их мечту. Теперь, когда Мэллори Рингесс вернулся, рингизм станет еще сильнее.
— Что же нам делать, Паренек? Многие все еще готовы убивать, лишь бы истребить рингизм на корню.
— Придется самому Мэллори Рингессу разрушить эту религию, — улыбнулся Данло. — Мы это сделаем, Бардо. Ты, я, братья Гур — все, кто входил когда-то в Каллию. Все, кто мечтает о рингизме, каким он мог бы быть — и каким он еще, возможно, станет.
— Каким же это?
Каждый мужчина и каждая женщина — это звезда, вспомнил Данло слова Ханумана. И таких звезд сто триллионов в одной только нашей галактике.
— Странно, — сияя глазами, сказал он, — но из этой войны еще выйдет нечто благословенное, халла. Мы используем рингизм для создания новой человеческой расы.
И Данло рассказал Бардо о своей мечте пробудить человечество для его истинных возможностей, об огромном количестве мужчин, женщин и ясноглазых детей, которые станут наконец тем, для чего родились. Новый рингизм, сказал он, оправдает чаяния божков, желавших выйти за пределы своих “Я”, и в то же время успокоит тех, кто боялся, что люди перестанут быть людьми, и сражался против рингизма.