Какая-то нездешняя нота прозвучала на миг и тут же исчезла, если вообще была. Архидиакон благоговейно преклонил колени перед старым потиром и бережно поднял его.
Он нес его по дорожке к церкви так же, как прежде носил за литургией другие чаши, и снова становился опорой для предмета у него в руках, он был един с Чашей, он превращался в луч, в один из лучей, бьющих из этого центра, в луч, опираясь на который, священный сосуд плывет среди смертных. Правда, ощущая себя лишь средством, он не упускал из вида другие, частные составляющие сложного чувства - ритуальное движение, радость служения, спокойную ясность и незыблемость канона... "Но это - не Ты", - сказал он вслух, подходя к калитке. Часы в гостиной пробили семь; он услышал, как прошла наверх экономка, а на дороге, уже за калиткой, несколько местных жителей спешили на работу. Вдруг архидиакон заметил еще одного человека. Как и вчерашний гость, он заглядывал в сад, перегнувшись через изгородь, со старым издателем они были даже чем-то похожи, может быть - высоким ростом, но этот был еще и с бородой. Посетитель толкнул калитку и вошел в сад. От неожиданности архидиакон остановился.
- Прошу прощения, - промолвил ранний визитер, - не эта ли дорога ведет в Фардль?
- Она самая, - ответил архидиакон, - забирайте все время чуть вправо и не ошибетесь.
- Спасибо, - сказал пришелец, - а то я всю ночь шел.
Ни еды, ни денег... - Он остановился в нескольких ярдах от священника. - Вы меня извините, но я вас увидел, вот и решил...
- Хотите перекусить? - спросил архидиакон.
- А то как же! - ответил незнакомец, с любопытством разглядывая и его, и Чашу. - Вам-то поди не доводилось сутки голодать - ни тебе глоточка, ни тебе кусочка. - Он сделал еще один шаг вперед.
- Зайдите на кухню, вам дадут поесть, - твердо прервал его архидиакон. - Я спешу в церковь. Если хотите поговорить со мной, дождитесь конца службы. - Он повернулся и направился по тропинке к церкви.
Когда служба кончилась, архидиакон вернулся домой и пристроил потир в дальнем углу буфета. Дождавшись кофе, он спросил экономку, не заходил ли давешний прохожий. - - Как же, заходил, сэр, - отвечала она. - Дала я ему поесть, дала, да не больно много он съел, а через десять минут и был таков. Знаю я этот народ. Деньги ему подавай, а не завтрак. Я ему намекнула, что вы ему работу приискать можете, да куда там! Нужна ему эта работа! Он и вас дожидаться не захотел. Вот помяните мое слово - деньги ему нужны.
В ее словах был резон, но нелепых сомнений архидиакона они не развеяли. Он хорошо помнил, что во время короткого разговора в саду внимание незнакомца было всецело поглощено Чашей, и только ей. Он явно видел ее впервые и словно хотел запомнить на всю жизнь.
До отхода поезда оставался час. Впрочем, Шотландия может подождать. Надо было встретить другого священника, сдать церковь и повидать Рашфорта уже не ради Персиммонса, а по своим делам. А самое главное, надо было решить, наконец, что делать со старым поцарапанным потиром, притаившимся в дальнем углу буфета, стоявшего в столовой обычного сельского дома в скромном английском приходе.
Сперва ему пришло в голову, что потир можно отдать в банк; потом - что его надо отвезти епископу. Но до ближайшего банка было миль пять, а до епископа и все тридцать.
К тому же Фардль находился в ведении молодого, энергичного епископа, который не любил сидеть на месте, а ловить его по вокзалам и общественным собраниям архидиакону совсем не хотелось. Да и как объяснишь епископу такое щекотливое дело? Нельзя же просто войти, поставить потир на стол и заявить: "Вот Святой Грааль. Это он, потому что я читал одну рукопись, а мой сосед хотел купить его для миссионерской церкви и говорил, что детей надо учить, чтобы они не творили зла, а храм у меня обокрали, и еще какой-то прохожий спросил дорогу в Фардль". Поверит ли этому молодой, энергичный епископ современных взглядов? Архидиакону он нравился, но не было ни малейших оснований подозревать его в терпении или в легковерии.
Значит, сначала - банк, а потом Рашфорт. Ну а потом, денек-другой спустя, дойдет черед и до епископа. Нет, сначала телеграмма в Шотландию. Впрочем, ее можно отправить со станции.
Архидиакон разыскал портфель - ему и раньше приходилось возить в нем церковную утварь; уложил в него Грааль - если то был Грааль; предупредил экономку, что вернется во второй половине дня, и в самом начале десятого надевал в передней шляпу. Тут в дверь постучали. Экономка открыла. На пороге стоял бродяга, интересовавшийся утром дорогой в Фардль.
- Извините, мэм, - хрипловато произнес он, - хозяин ваш дома? А-а, вот он! Понимаете, сэр, я не хотел надоедать вам за завтраком, погулял тут немного. Вы вроде как обещали помочь мне с работой... Я, значит, работу ищу.
- Что-то я не заметила, чтобы вы очень искали работу, - вставила экономка.
- Да ведь работу-то мне его преподобие обещал, а не вы, мэм, - возразил незнакомец. - Так что очень вам буду благодарен, если подыщете что-нибудь.
- Как вас зовут? - спросил архидиакон.
- Кеджет, сэр, - ответил тот. - Сэмюэль Кеджет. Я в армии служил, сэр, и вот теперь...
- Хорошо, мистер Кеджет, - остановил его архидиакон. - К сожалению, я спешу, мне срочно нужно в город.
Зайдите... - он чуть было не сказал "сегодня вечером", но вовремя спохватился:
- завтра утром, я погляжу, что можно для вас сделать.
- Спасибо, сэр, - с внезапной живостью ответил Кеджет. - Приду, приду. До свидания, - и, повернувшись, исчез с крыльца так быстро, что архидиакон с экономкой не успели удивиться.
- Экий торопливый! - проворчала экономка. - Надеюсь, сэр, вы не собираетесь давать ему работу здесь. Мне с ним не ужиться.
- Да нет, конечно, - рассеянно отозвался архидиакон. - До свидания, миссис Лексперроу. Я надеюсь, вы встретите Бетсби, когда он придет, и все ему покажете. Я вернусь днем.
От церкви к станции среди холмов и полей вела тропинка (этот сельский пейзаж отделяло от Лондона не больше двадцати миль). Архидиакон шел и поглядывал по сторонам, время от времени не забывая оборачиваться. Едва ли он всерьез опасался грабителей, но с некоторых пор ловил себя на мысли, что не вполне понимает происходящее.
"Сколь суетен Адамов род..." - процитировал он и тут же принялся подстраивать к этой строке новую, где упоминался бы сосуд. Войдя в рощицу перед развилкой, по старой памяти сохранившую название леса, он уже мог продекламировать:
Сколь суетен Адамов род,
Коль даже Чаша к бедствию ведет!
Тут он услышал, что навстречу, со стороны станции, едет автомобиль. Ехал он очень медленно и через несколько минут показался у поворота. Священник с удивлением увидел, как кто-то привстал на сидении и машет ему рукой. Он еще успел услышать негромкий оклик и ускорил шаг, но в тот же миг от Удара по затылку потерял сознание и рухнул на дорогу.
Автомобиль подъехал и притормозил возле тела.
- Быстро, Леддинг, портфель, - сказал Персиммонс человеку, который вынырнул из рощи. Тот нагнулся, поднял портфель и перебросил хозяину. Персиммонс запустил руку внутрь, выудил потир и быстро переложил в другую сумку.
Пустой портфель он отдал Леддингу.
- Держи, пока не скажу, где выбросить. А его давай-ка сюда. Здорово ты его тюкнул. Точно бьешь. Надеюсь, не перестарался. Лишние хлопоты нам ни к чему. Сейчас мы немного проедем вперед, вот так, а потом я приведу его в чувство. Где у нас бренди?.. Садись за руль, а я буду с ним. Сумку поставь вон там, рядом с канистрой. Молодец! Теперь - езжай, только поосторожней.
Когда они доехали до перекрестка, Персиммонс хлопнул шофера по плечу:
- Смотри. Вон там, за деревьями, яма. Портфель бросишь туда. Давай! Так, отличная работа, Леддинг. А теперь поворачивай к его дому. Мы его выгрузим, и ты поедешь в деревню за доктором. Нет, лучше в город. Сделаем для нашего архидиакона все, что можем. Я думаю, на него напал тот же бродяга, который обчистил церковь. Пожалуй, стоит известить полицию. Поехали...
Глава 5
Аптека
Архидиакону пришлось недели три провести в вынужденном безделье, наедине с преданной миссис Лексперроу и назойливо-милосердным Бетсби, хотя и появившимся в доме с иной целью, но, конечно, не отказавшимся остаться. Как только больному разрешили принимать посетителей, Бетсби довел до абсурда слова Нового Завета: "Я был болен, и вы посетили Меня..." <Мтф. 25:36.>, попутно лишив смысла другой, не менее властный призыв: "Будьте мудры, как змеи". Бетсби приводила в возбуждение одна мысль о том, что он оказался в Фардле так кстати. Экономка и врач радовались такой удаче, а бедному архидиакону приходилось, превозмогая головокружение, целыми днями стоически выслушивать речи об изменениях в молитвослове, о приходских советах и церковной десятине, такие уверенные и категоричные, словно изрек их сам Господь Бог. Всякий раз после ухода Бетсби архидиакон поневоле размышлял над непреходящей мудростью Символа Веры св. Афанасия: "Не схождением божества во плоть, но обожением человека..." достигается наше спасение. Казалось бы, их разговоры были вполне обожены (в самом деле, что еще можно сделать с приходскими советами?), но при всей своей доброжелательности архидиакон не мог избавиться от ощущения, что Бетсби обуреваем желанием как раз прямо противоположным: загнать Бога во плоть. "В любимую нашу плоть..." - бормотал архидиакон, печально думая о том, как досталось его собственной.