Часть заминированной дороги оказалась и на этот раз под гитлеровцами. Несколько лошадей и десятка три фашистов было подорвано. Взрыв был повторен у самой деревни. На этот раз оккупанты, несмотря на потери, заняли оставленное жителями селение.
За деревней были окопы, отрытые карателями год тому назад. Мы не сомневались, что они выставят сюда свою заставу, поэтому был отдан приказ заставить эти окопы противопехотками. Подрывники, выполнив приказ, отошли на следующий рубеж. Взвод гитлеровцев, выделенный в заставу, потерял шесть человек в собственных окопах. На следующий день каратели, уничтожив часть деревни, поспешно отошли и около шести месяцев не показывали носа в этом населенном пункте.
Шандор, направившийся со своими войсками по партизанскому району, потерял более двухсот солдат и офицеров на минных полях, которые были нами заложены за несколько недель до наших переговоров для других целей. Мы их подорвали во исполнение предупреждений, сделанных фашистскому полковнику.
Однако на этом наши отношения с полковником Шандором не окончились.
Дивизия была оставлена гитлеровцами на постройку укреплений вдоль реки Припяти. Некоторое время спустя Москва потребовала от нас выяснить характер возводимых укреплений в районе Пинска. Вопрос можно было решить, только опросив пленных строителей.
Я вызвал к себе Анатолия Мартынова и предложил ему:
— Ну вот, если хотите, можете испробовать теперь ваши силы на мадьярах. Было бы очень неплохо добыть одного-двух «языков» из венгерской дивизии для уточнения некоторых данных, интересующих командование Красной Армии.
Для выполнения задачи я предложил Мартынову группу человек в двенадцать, чтобы он организовал засаду на дороге или ночью сделал налет на какую-нибудь хату в деревне, где размещались солдаты венгерской дивизии.
— Хорошо, будет выполнено, — ответил мне «странный паренек» и, к моему удивлению, попросил себе в помощь только одного человека.
Он назвал Филиппа Стася. Мне было непонятно, откуда он знал этого угрюмого и, как казалось на первый взгляд, нелюдимого партизана.
Филипп Стась ушел из деревни с приходом оккупантов и несколько месяцев скитался по лесам один. Полиция и гитлеровцы долго охотились за ним безрезультатно, а когда в лесу стали появляться другие партизаны, то каратели расстреляли его жену, двух ребят и сожгли хату. Более трех месяцев потрясенный Стась ни с кем не разговаривал, не проронил ни единого слова. В это время он в одиночку охотился за гитлеровцами, иногда устраивал засаду в кустах у дороги, а иногда просто подстреливал оккупантов на окраине какой-либо деревни. Так он истребил более десятка гитлеровцев, пока не получил сам тяжелого ранения в легкие. Он лежал сначала у знакомого лесника на хуторе, а затем в партизанской санчасти и выздоровел. После этого Стась остался с партизанами, только по-прежнему был угрюм и неразговорчив.
Я вызвал Филиппа и, сказав ему о плане предстоящей операции, спросил его, желает ли он принять в ней участие. Стась посмотрел на меня в упор и спросил, указывая на Анатолия:
— С ним?
— Да, с ним. Он будет за старшего.
— С ним хоть куда!
Я понял, что они хорошо знают друг друга, но расспрашивать не стал, а пожелал им удачи и отпустил.
Одевшись в овчинные полушубки местного покроя и спрятав под полами гранаты и автоматы, они направились в интересовавший нас район, чтобы произвести разведку и наметить порядок выполнения предполагаемой операции.
Через три дня Анатолию со своим другом удалось установить, что мадьяры каждый день выходят в лесные деревни для сбора продуктов. Партизаны в этих деревнях днем не бывали, а потому мадьяры вели себя там совершенно свободно.
Смельчаки решили встретиться и побеседовать с мадьярами. Выбрав момент, когда у самой околицы селения появился взвод венгерских солдат, Мартынов и Стась вышли навстречу, угодливо сняв шапки, поклонились им и повели их в деревню. Часа два они ходили по деревне, помогая мадьярам собирать продукты. Солдаты уже изрядно нагрузились разной снедью, но Мартынов и Стась все подтаскивали им то кувшин молока, то пару яиц, а то и кусок «шпека».
Служащие венгерской армии, вероятно, подумали: