Андреевне показалось, что она сейчас крупнее и здоровее его. Разгоряченная только что состоявшимся коротким собранием, она чувствовала у себя крылья и силу непоборимую.
— Куда везешь сено, Фома Лупыч? — спросила Горбова и оглянулась.
— Чего, ай собрание новое было? — в свою очередь задал вопрос Чупров и смерил взглядом стоявшую перед ним женщину. — Я ведь до свету уехал. На работу чтоб вовремя.
— Решение такое, Фома Лупыч. — Горбова вплотную подошла к Чупрову и взялась рукой за оглоблю. — Со двора по фургону сена в колхоз. Через весы. Вот это сено сложишь на гумне, да еще такую бричку привезешь.
Горбова понимала, что если он сейчас увезет сено домой, то ему последуют и другие. В то же время Андреевна сознавала, что ее действия не вполне законны. Свезти на колхозное гумно свое сено — может быть делом строго добровольным.
— Так позволь спросить тебя, Андреевна, — голос у Чупрова был твердым и спокойным. — По какому такому праву беззаконие? Сами разрешили косить… Работаю я не хуже других. Как же это понимать?
— А понимать это надо просто, Фома Лупыч. Не мне сено повезешь и не Белавину. А колхозу, чтобы скот зимой не заморить.
— Да уж сказать ты знаешь чего. Научилась, — буркнул Чупров. — А ежели не повезу? — с вызовом бросил он и увидел кандылявшего по дороге Игната Котелкова.
По другую сторону реки, в зарослях разнотравья, скрипели расползавшиеся в разные стороны тяжелые пароконные фургоны.
«Сейчас пойдут, почнут упрекать… И этот юродивый», — подумал Чупров и сказал:
— Не хочешь — так повезешь. Что на большой дороге встретили. Тактика-то у вас известная.
Крупные капли пота со лба поползли по широкому крупному носу Фомы Лупыча, и одна из них повисла на самом кончике. Щеки вспыхнули цветом переспевшего бобовника, и тут же побледнели, обескровились.
— Цоб! — со злостью выкрикнул Чупров и ударил быка по морде.
XII
День разыгрался жаркий. Солнце уже поднялось высоко и палило немилосердно. И будто в испуге перед свирепостью солнца природа притаилась. Листья на деревьях помертвели, нескошенная трава пожухла и сникла. Степь становилась похожей на гигантскую раскаленную печь, которая поглощала одну за другой выезжавшие из хутора подводы.
На берегу Ембулатовки в зарослях прятались накошенные Пелагеей копны. Сено было хорошее, вовремя убрано и сложено. Такое сено с охотой ели ягнята и теленок, когда их отбивали от цельного молока и приучали к обрату, воде и сену.
Фургон, погромыхивая, спустился к речке. Вот и первая копешка, накошенная еще в конце мая. Быки остановились. Пелагея спрыгнула с фургона, взяла вилы и воткнула их в копешку. Густой запах разнотравья опьянил женщину. У Пелагеи закружилась голова. «Ну разве теперь накосишь такого сена, травы-то сохнут, да и уборка скоро… Дыхнуть будет некогда», — думала она, торопливо набивая фургон сеном.
Из камышей рядом выплыла утка, за ней — стая утят. Они не плыли, а скорее бежали по воде вдоль речки. Молодой беркут, еще желтоватый, вынырнул из кустов чилиги и запрыгнул на высокий пень обгоревшей ветлы. Пелагея не утерпела, быстро разделась и бросилась в реку.
Наслаждаясь прохладой, она услышала стук колес — кто-то ехал близко — и поспешила из воды. Только успела надеть платье, как перед ней вырос Трофим Веревкин. Рядом стояла его подвода — бычок, запряженный в фургончик.
— Вот не успел, — первым заговорил Трофим, — вместе бы искупались…
Пелагея, не обращая внимания на Веревкина, взяла кнут и стала поднимать развалившихся быков. Трофим взял ее за плечо.
— Погоди, не торопись.
— Ты уходи, Трофим Прохорович. Мне надо домой. Дети ждут и на дойку опаздываю.
— Поля, ведь люблю я тебя и жалею.
Пелагея, вырвавшись, забежала на другую сторону фургона и ударила быков кнутом.
Веревкин встал впереди вставших на ноги животных и взял их за налыгу.
— Неужто это ты в колхоз? — уже мирно спросил он и сочувственно вздохнул. — Вот ведь выжимают из людей соки!
— Не твоя печаль, пусти, — сказала Пелагея.
Но Трофим по-прежнему удерживал налыгу.
— Полюшка, не отталкивай человека, который готов тебе помочь всем — и сена могу дать, и хлеба, и еще чего хошь.
— Уйди! — теперь уже закричала Пелагея и, выхватив из фургона вилы, пошла на Веревкина.
— Ну, мотри, — зло прищурился на вызов Пелагеи Трофим, — я ведь хотел тебе сказать про мужа. Знаю я, где он и почему писем от него нет…