Полез было в карман, чтобы закурить, но вдруг быстро встал, бросил на плечо вещмешок и решительно снова шагнул во двор, закрыв за собой калитку.
У сеней постучал негромко в дверь. Прислушался. Тишина. Умолкла даже собачонка. Похоже было, что весь хутор насторожился в ожидании: вот сейчас, через минуту-другую, что-то случится. Овцы на карде вновь улеглись, перестали жевать серку и тоже притихли. Человек ждал.
— Кто там? — спросил негромко женский голос, и чувствовалось, что спросившая женщина притаилась.
Человек вздрогнул.
— Поля, это я, — точно опомнившись, ответил он после небольшой паузы.
Снова тишина. Ожидание с обеих сторон двери.
— Поля, открой. Ты что, не узнаешь? Это я, Егор… Егор, Егор я…
Стукнул засов, и дверь не приоткрылась, а распахнулась настежь. В темноте Егор почувствовал жену, стоявшую к нему лицом и подпиравшую спиной дверь в избу.
— Поля, Поля! — шепчет Егор, протягивая руки.
Пелагея дрожит.
— Ты ли?..
— Ну как же, — обнимая жену, говорит Егор. — Пойдем в избу. Я весь промок. На войне ни дня не прохворал, а тут еще свалюсь.
Они вошли в избу. Егор, положив на пол вещмешок, зажег спичку, но Пелагея потушила ее и, трепеща, обняв мужа за шею, прижалась всем телом в одной исподней рубашке к мокрой, пахнувшей снегом и холодом шинели.
— Подожди, Поля, — целуя жену, сказал Егор. — Я вздую лампу.
Пелагея заплакала.
— Ты чего? Чего испугалась… Уж нет ли кого у тебя? — он не договорил. Подозрительность мужа больно кольнула Пелагею.
— Нет, нет! — закричала она. — Врали, будто ты в дезертирах…
— Что?! — снимая руки жены со своих плеч, переспросил Егор.
Он снова зажег спичку, подошел к столу, снял с лампы стекло.
Босая, перепуганная Пелагея снова кинулась на шею мужу. Егор целовал жену, вытирая набухшими от холода пальцами слезы на ее глазах и все приговаривал:
— Ну, ничего, ничего… Все уляжется. Не покраснеете за меня. Ты вот погляди-ка!.. — И он, сбросив шинель, показал на две награды, которые украшали его грудь.
— Настенька! — принялась будить дочку Пелагея. — Вставай! Посмотри-ка, кто у нас… Отец с фронта пришел! — И снова обняла Егора. — Ну, ты раздевайся. Есть, поди, хочешь… Писем-то от тебя чего не было?
— Нельзя было. Такое мне доверили… Заслали нас.
— Вот уж мы тут с Настенькой попереживали. А Веревкина-то в тюрьму посадили. Он тоже: «Знаю, говорит, где Егор твой… В лесах по Уралу прячется».
Пелагея села рядом с мужем. Лицо ее светилось счастливой улыбкой.
— А я ведь ненадолго, — сказал Егор, прижимая к себе и целуя Настеньку и Андрейку. — До полной победы еще далеко…
А Пелагея все как будто не верила в возвращение Егора, все повторяла:
— Живой, милый… Живой… Радость-то!