А потом на лицо Саши опустилась нога. Он не чувствовал боли и не мог закрыть глаз. Он находился в анабиозе. Размазав подошвой кровь на лице русского, чеченец отошел. Он решил, что русский русоволосый богатырь убит. И вдруг Стольникову пришла в голову мысль, что он не умер. Он просто похож своим видом на «груз 200».
Вскоре все затихло, и несколько минут Саша не слышал ни звука. Лишь где-то в деревьях пересвистывались птицы. Но вскоре высота снова пришла в движение, и чехи стали добивать раненых. Стольников слышал выстрелы, хрипы, храп, вскрики и смех.
И снова появились эти коричневые ботинки. Саша видел, как перед ним упала его левая рука. Чех снял часы, рассмотрел, не увидел в них ничего замечательного и бросил. И тут Саша почувствовал боль в ухе и с удивлением обнаружил, что его голова оторвалась от земли.
«Будет ухо резать», – понял старлей. Ему вдруг стало страшно. Не от происходящего, а что ему будут резать ухо. Как собаке. Но чех рванул на его шее воротник, убедился, что нет цепочки, и отпустил ухо. Голова упала, и кровь снова стала заливать глаза.
Над головой раздался знакомый звук затвора «стечкина». Саша много думал о смерти, но он никогда не обдумывал сценарий, который предполагал бы его убийство из его же собственного оружия. Бандит прокричал что-то и нажал на спусковой крючок. За спиной Стольникова послышался стон. Головин…
Выстрел, выстрел, выстрел. «Сейчас моя очередь», – понял Саша. Но вместо выстрела чех, проходя мимо, ударил его ногой в лицо.
Стольников пришел в себя в вертолете. Он лежал на полу, и над ним болтался пузатый и прозрачный капроновый пакет с физраствором… «Стольников!.. Стольников!..» – беспрестанно произносил кто-то…
– Стольников!
– Да-да, я слушаю вас, – отозвался Саша.
– Вы сказали, что в тот день, в феврале девяносто пятого, была отвратительная погода. Был дождь, потом повалил снег. С собой у вас были спальные мешки, и к утру они все стали насквозь промокшие.
– Да… Так и было…
– Ну и что случилось дальше?
– Ничего.
– Тогда с чем же был связан самый большой страх в вашей жизни? – спросил пожилой и поправил очки.
– Мне стало страшно, что мы простынем, а «вертушки» за нами придут только через сутки.
– Вы боялись простыть? – повторил молодой.
– Страшно, – подтвердил Саша. – Только кашля на той высоте нам не хватало. У вас еще есть вопросы?
– Да, но мы отложим разговор на завтра, хорошо? Вы напряжены. Нет?
– С чего вы взяли, что я напряжен?
– Я в психиатрии двадцать лет, молодой человек.
– Да, мать вашу, я напряжен! – рявкнул Стольников. – И я устал объяснять почему! И что там с вашим человеком, который боялся лосьона для бритья?
– Он умер.
– Это все?
– Да.
– Какая короткая история, – похвалил капитан.
– Не короче вашей, – заметил пожилой и посмотрел на коллегу. Они стали собираться. – Вы здоровы, Стольников. В этом нет никаких сомнений.
– Так донесите поскорее эту радостную новость до ФСБ и командира моей части!
– Мы не работаем на командира вашей части, – уже в дверях ответил молодой.
– Меня устроит и доклад ФСБ!
Они вышли.
С тех пор прошли почти сутки. Сидя на кровати, Стольников упрямо смотрел на стену перед собой. Проснувшись затемно, он умылся, аккуратно повесил полотенце на спинку кровати и больше уже не вставал. Солнце стояло в зените. Но его никто не тревожил. И не отпускал. Новость врачей не впечатлила ни сотрудников ФСБ, ни командование его части.
– Они затеряют навигатор, – прошептали губы Стольникова. – Они его затеряют или приведут в негодность. И тогда – конец.
Он поднялся. Подошел к окну и оценил перспективу. Напротив окна – пост дневального. Доложит сразу. Развернувшись, Стольников приблизился к двери и вышел в коридор. Пройдя несколько шагов, открыл дверь туалета и повернул голову. У входа в госпиталь стоял табурет, на нем сидел человек в камуфляже без знаков различия. Камуфляж как только что из вещевого склада. Понятно. А на крыльце курит второй. Итого – двое.
Вымыв руки, Саша вернулся в палату и намотал на руку обрывок половой тряпки, найденной в туалете. Еще минуту постоял посреди комнаты, закрыв глаза и бормоча что-то под нос, а потом резко вышел в коридор…
Группа Пловцова атаковала здание у южной стены города. По белеющим в окнах узким лентам материи, развешенным для просушки, в этом доме без труда угадывалась больница. Сопротивление нескольких мужчин они подавили без труда, и, оставив Крикунова на входе, штурман первым ворвался на второй этаж. Несколько комнат-палат, и в самой дальней он обнаружил перемотанного тряпками Маслова. Боец дышал спокойно, его лицо наконец-то приобрело розовый цвет. Но продолжал оставаться тяжелораненым. Маслов, как и прежде, находился без сознания, и перемещать его было опасно. Пловцов помнил, в каком виде его унесли для лечения – черные круги под глазами, белые губы, – еще пара часов, и боец впал бы в кому, из которой вряд ли бы вышел. Сейчас ему было значительно лучше, но не настолько хорошо, чтобы транспортировать.