– Нам не пора подняться в воздух? – поинтересовался Есников, глядя на вертолет, стоящий в сотне метров от края посадочной полосы.
– Ничего страшного, если я договорю, – успокоил его контрразведчик. – В «вертушке» слова не услышишь. И вот: всю ночь перед высадкой я нервничал, как малолеток. Знаете, Удальцов… у вас, наверное, было такое в Афгане, когда вокруг все хорошо, а ты места себе не находишь?
Начальник штаба предпочел не отвечать. Он думал о Стольникове.
– И стал я размышлять, что же мне не нравится в этом задании. И понял: место высадки. Сесть можно было только в одном месте, и вокруг него была тьма мелких построек и фонтанов с минералкой. И вот спецназ уже в «вертушках», нурсами «крокодилы» заряжены, мы с командиром все согласовали. Все! Летуны двигатели запускают! И вдруг бежит ко мне один из наших и машет рукой. Я все понял, докладываю командиру части о выполнении боевой операции.
– Выполнили, не взлетев? – заметил Есников.
– Совершенно верно. Пока мы тут заряжались, наши коллеги в Серноводске того милиционера в оборот взяли. И раскололи. Этот гад за пятьдесят штук баксов скинул в штаб дезу. В санатории банда не отдыхала, а готовилась к встрече с нами. На той единственной площадке, где располагались источники и где мы должны были сесть, они пристреляли каждый сантиметр площади. Когда их другая группа накрыла, вокруг площадки было столько огнеметов и гранатометов, что стало понятно: от нашей группы остался бы только пепел. Вот так вот, Удальцов. А вы – Стольников, друг… Мы будем в Грозном, в вашей палатке, когда мне доложат о том, что с ним можно разговаривать уже не о мифах Древней Греции, а о деле. Полетели.
Удальцов сплюнул под ноги, хищно прищурился и направился за контрразведчиком. Он знал, как ФСБ готовит интересных им людей к беседам. Ни о какой дальнейшей службе Стольникова, даже если он окажется не предателем, говорить потом уже не придется. Такие люди потом кормят голубей хлебным мякишем и на лавочках в парке вытирают слюни.
На стенах помещения, отведенного отделению для сна, горело только два факела у самого входа. Остальные, войдя и надев на них жестяные колпаки, погасил один из людей Трофима. А у входа – Ключников заметил – остались еще двое. Боец видел только их спины, но по манере сидеть легко угадывал оружие в их руках. Их сторожили. Каждое движение, наверное.
Ключников выждал ровно минуту после ухода Ольги. И когда шестидесятая секунда истекла, расстегнул жилет и выпростал из него руки. Бесшумно снял автомат с предохранителя и положил слева от себя. А потом так же тихо, ничем не выдавая своего маневра, в несколько оборотов подкатился к Жулину…
Пловцов, настроение в городе которому не нравилось, не спал. Он хотел сомкнуть веки и забыться, но помимо тревоги мешала боль в спине от удара после падения «вертушки». Поэтому странное перемещение Ключникова в полумраке помещения, размерами не уступавшем спортзалу, он тут же заметил. Штурман видел, как Ключников положил ладонь на рот прапорщика и приложил палец к своим губам.
«Интересные события здесь происходят, – думал старший лейтенант, лежа наблюдая за этими двоими. – Сначала девочка появилась, теперь Ключников покой потерял…»
И вдруг Жулин поднял голову, нашел Пловцова взглядом и поманил к себе.
Подняв пулемет, штурман осторожно поднялся и подошел. Рука Ключникова тут же прижала его к полу.
– Нас сейчас будут резать… – скорее угадал, чем услышал, вертолетчик из уст прапорщика.
А Ключ щелкнул пальцами – и Пловцов увидел, как из крепко зажатого его кулака, поднятого над головой, отделился большой палец. Боец словно хвалил отделение за то, что оно спит. Но после этого жеста сон со всех сдуло, будто ветром пыльцу с цветка. Штурман видел, как бойцы, не перекинувшись и словом, подтянули к себе оружие, развернулись и расползлись в стороны. Несмотря на то что некоторые из них оставались в широкой полосе света, штурман готов был поклясться – они развернулись таким образом, чтобы любой вошедший испытал затруднения с выбором цели.
– Что происходит? – спросил он Жулина.