Он вновь наклонился, и она вновь заверещала.
– Я мог бы делать это весь день. Можно я ее оставлю?
Дафна покачала головой.
– Ты знаешь план.
Пак нахмурился.
– Ну ладно! – огрызнулся он, вытащил соцработницу из-под сиденья и поставил на ноги.
Дафна приблизилась к дрожащей женщине.
– Мисс Смэрт, мне есть что вам сказать.
Смэрт ничего не ответила и, похоже, не могла оторвать глаза от Пака и его крыльев.
– Мы не вернемся в приют. Ни сейчас, ни когда-либо еще. И к приемным родителям тоже не вернемся. Наша семья здесь, в Феррипорт-Лэндинге, поэтому мы остаемся. Вы никогда больше не вернетесь в этот город. И никогда больше нас не побеспокоите. Пора прощаться, мисс Смэрт.
– Сразу после беспощадного пинка, верно? – спросил Пак. – Мы разговаривали о пинках.
– Я запретила пинки, помнишь? – ответила Дафна.
Пак помрачнел.
И тут в динамиках раздался голос кондуктора.
– Следующая остановка Покипски, ребята. Следующая остановка Покипски.
Внезапно лицо Пака побледнело, и его вездесущая озорная ухмылка растаяла.
– Ой-ей.
– Что за «ой-ей»? – воскликнула Сабрина, оглядываясь. Каждый раз, когда она слышала «ой-ей», случалось что-то плохое, обычно связанное с бегством от чудовищ или великанов.
– Барьер! – заорал Пак, повернулся и побежал в противоположном движению поезда направлении. – Я совсем забыл о барьере!
– Ой-ей, – в унисон повторили девочки. Ни один вечножитель не мог пройти через барьер, и поэтому, когда поезд проедет через него, Пака размажет по проходу. Мальчишка беспомощно затрясся.
– Как его остановить? – вскричал он, наталкиваясь на невидимую преграду.
Сабрина вспомнила шнур аварийного тормоза, висящий на стене. Подскочив к нему, она изо всех сил дернула его. Завизжали тормоза, и поезд резко стал останавливаться. К несчастью, замедлялся он недостаточно быстро, и Пак быстро приближался к стальной двери в конце вагона. И поезд никак не мог остановиться до того, как Пак в нее врежется.
Пак закрутился, словно рыба на дне лодки. Сабрина поняла, что он пытался сделать. Если он повернется вокруг себя, то сможет превратиться. Помимо полета, еще он мог обращаться в животных и множество неодушевленных предметов. Обычно он превращался в вещи, раздражающие Сабрину, вроде трехногого стула либо скунса, но время от времени он преображался во что-нибудь полезное. Сабрина ничего не могла поделать, кроме как наблюдать за его неловкими усилиями и обрадоваться, когда он, наконец, достиг успеха. Его руки и ноги растолстели, будто древесные пни. Тело набрало сотни фунтов, а кожа задубела до серой брони. Из макушки вырвался волосатый рог. Прошли считанные секунды, и Пак из противного мальчишки, отчаянно нуждающегося в ванне, превратился в полноразмерного носорога. Он опустил голову, и его алмазно-твердый рог врезался в дверь, сорвав ее с петель и вызвав сильный шум в барабанных перепонках Сабрины.
– Он превратился в носорога, – сказала мисс Смэрт.
– Совершенно верно, – откликнулась Сабрина.
Пока она и Смэрт стояли, пялясь на Пака, Дафна схватила руку Сабрины и потащила ее к сорванной двери. Еще никогда малышка не возглавляла побег, но Сабрина была слишком сбита с толку, чтобы спорить.
Они увидели, как Пак прорвался через дверь следующего вагона, и он собирался сделать то же самое со следующей. К несчастью, поезд был забит пассажирами. Съежившись на сиденьях, они спрятались за газетами New York Times. Никто не пострадал, но Сабрина подозревала, что многие намочили штаны. Винить их она не могла. Никто не ожидает увидеть беснующегося носорога по дороге на работу. Пробегая мимо, она и Дафна сделали все возможное, чтобы заверить их, что все под контролем.
Девочки добежали до последнего вагона как раз вовремя, чтобы увидеть, как Пак прорвался сквозь дверь и выскочил на рельсы. Девочки, взявшись за руки, спрыгнули на землю, стоило поезду остановиться. Когда Сабрина пришла в себя, то обнаружила, что она с сестрой не одни. Их ждали дядя Джейк, бабушка Рельда и Эльвис. На заднем плане виднелись Златовласка и Красная Шапочка. Позади толпы стояли три медведя, с отвращением скрестив мохнатые лапы; Пак был занят, перевоплощаясь обратно в свой истинный облик. Однако среди них было еще два человека, которые заставили Сабрину задуматься, не шутит ли над ней собственный разум. Прямо перед ними с раскинутыми руками стояли родители, Генри и Вероника Гримм.
– Мама? Папа? – воскликнула она.
Генри и Вероника, улыбаясь, заключили ее и Дафну в объятия. Из глаз всех текли слезы, которые катились по щекам и падали на землю. Вероника осыпала девочек поцелуями, а Генри поднял их и сжал в объятиях.