Джеймс Клеменс
Война ведьмы
(Проклятые и изгнанные—3)
Посвящается Кэролайн МакГрей,
за дружбу, советы и дар драконов
Возвещенная рыком дракона,
Рожденная в вихре пламени и льда,
Так началась та война.
Через открытое окно я слышу, как снизу, с улиц, поднимается, словно пар, музыка лютневых струн и переливы голоса менестреля. Здесь, в городе Гельфе самый разгар Летнего Карнавала. Когда обжигающая дневная жара переходит в прохладные вечерние сумерки, горожане собираются на площади, чтобы устроить Пир Дракона, и наступает время радости и веселья.
Но я не могу не хмуриться, слушая радостные голоса празднующих. Сколько же всего эти глупцы позабыли! Даже сейчас, когда я сижу с пером и бумагой и собираюсь продолжить историю ведьмы, я слышу в звуках музыки и счастливых голосах за окном голоса погибших и кровавый рык драконов.
Истинное значение этого празднования потеряно в веках. Первый Летний Карнавал был мрачным событием, предназначенным для того, чтобы развеселить немногих выживших в Войне Островов, временем исцеления тел и душ, израненных клинками и предательством. Даже значение ритуального обмена поддельными драконьими зубами и безделушками, раскрашенными под драгоценные черные жемчужины, нынешние празднующие забыли. Некогда этот обмен был призван закрепить связь между…
Ах… Но я опережаю сам себя. Прошло столько веков, моя память полна воспоминаний, и я постоянно кажусь самому себе вырванным из неудержимого потока времени. Вот я сижу в комнате, снятой мною, окруженный пергаментами и чернилами, и мне кажется, что только вчера Елена стояла на прибрежных скалах Блистерберри и смотрела через сумеречное море на свою армию драконов. Почему, чем старше становишься, тем более драгоценным кажется прошлое? О том, от чего я некогда бежал, ныне я мечтаю. Или это истинное проклятье, которое ведьма наложила на мою душу? Вечно жить и вечно мечтать о прошлом?
Сжимая в пальцах перо и макая его в чернила, я молюсь о том, чтобы исполнилось ее последнее обещание. Пусть, рассказав ее историю, я, наконец, умру.
Хотя в комнате все еще стоит дневная духота, а вечер снаружи прохладен, я закрываю окно… и сердце… от песен и праздничного веселья. Я не могу рассказывать историю кровопролития и предательства, слушая веселый звон струн и заливистый смех тех, кто веселится на Карнавале. Эту часть истории Елены Моринсталь лучше писать с холодным сердцем.
На улицах Гельфа уже начинается Пир Дракона, но я прошу вас слушать внимательно. Вы можете расслышать иную музыку? Как во многих великих симфониях, начальные мягкие аккорды часто забываются в последующих звуках рога и бое барабанов; но такая забывчивость — оскорбление композитору, потому что именно в эти тихие мгновения и собирается грядущий шторм.
Так что слушайте и прислушивайтесь. Нет, не к лирам или барабанам за моим окном, а к тихой музыке, что звучит в шуме утреннего прибоя, когда с рассветом наступает отлив. Это — начало той великой песни, которую я собираюсь спеть.
КНИГА ПЕРВАЯ
ПРИЛИВЫ И СЛЕЗЫ
1
Елена, окруженная лишь шумом волн, стояла у края обрыва и смотрела вдаль. На горизонте синеющего моря занимался рассвет, венчавший далекие острова Архипелага туманным розовым сиянием. У берега одномачтовый рыбачий траулер «сражался» с приливом среди островов и рифов. Над его парусами ругались и ссорились чайки и крачки, искавшие добычу в щедрых добычей прибрежных водах. Еще ближе, у основания отвесного обрыва, каменистый берег заняли морские львы, расслабляясь и отдыхая на берегу. До Елены доносился и лай мамаш, ругающих детенышей, и злые рыки самца-вожака.
Прохладный утренний бриз растрепал Елене волосы, и они упали ей на глаза. Она раздраженно отбросила пряди с лица и попыталась заложить их за уши, но ветер беспрерывно мешал ей. Прошло две луны с тех пор, как Эррил в последний раз остриг ей волосы, и теперь они стали совершенно дурацкой длины — слишком короткие, чтобы убирать их лентами и булавками, но слишком длинные, чтобы не обращать на них внимание, особенно теперь, когда они снова начали виться. Но Елена сдерживала в себе жалобы, боясь, что Эррил вновь возьмется за ножницы.
При этой мысли она нахмурилась. Ей надоело выглядеть как мальчишка.
И, несмотря на то, что она с готовностью согласилась на этот маскарада во время путешествия по землям Аласии, здесь, на безлюдных блистерберрийских утесах, она понимала, что некому глазеть на нее, то есть — не нужно больше притворяться сыном Эррила. По крайней мере, так она говорила самой себе. Но Елена не была уверена, что ее ленник думает так же.