Сэм бросилась к Булеану, не обращая внимания на холод, скользя по льду, и наклонилась над ним. Он был похож на тот ходячий скелет, с которым расправился снаружи. Но она видела по крошечному зеленому пятну, светящемуся внутри него, что он еще жив, хотя умирал и знал это. Увидев ее или как-то почувствовав, что она рядом, он попытался заговорить.
– А-бомбы, – задыхаясь, произнес он, голос звучал как будто из могилы. – Он поместил А-бомбы во все средины, которые не успел изменить!
Она посмотрела вверх на глобус, по-прежнему вращавшийся вокруг своей воображаемой оси.
– Есть какой-нибудь способ избавиться от них? Здесь по-прежнему много энергии Ветра Перемен.
– Не сфокусировано, – выговорил он. – Нужны остальные. Нет выхода. Йоми… ушла. Итаналон… ушла. Теперь я сам ухожу. Миллионы умрут… Ужасная ядерная пустыня… Он думал… он… уже… бог.
– О мой бог! – выдохнула она, а затем что-то щелкнуло внутри нее. – Нет, черт возьми! Не смей умирать сейчас! Соединись со мной! Соединись со мной в Ветре!
Она крепко прижалась к Булеану и позволила Ветру омыть их, не отводя его силу.
– Присоединись к Ветру, – мягко сказала она Булеану. – Соединись со мной и присоединись к нему. Слейся со мной и с Ветром! – И она поцеловала его череп, подняла хрупкое тело и крепко обняла.
Она держала его жалкую оболочку в страстном объятии, хотя почему-то знала, что страсть не была необходима, и позволила Ветру захватить их обоих и поглотить в Вихре. Она чувствовала, что одежда растворяется, что самые их тела, кажется, плавятся и сливаются в новые формы, и она чувствовала, что он понимает и принимает ее, и она принимала его, и они слились друг с другом и с Ветром.
Ее ум и его ум взорвались и соединились, создавая нечто новое, нечто уникальное, нечто великое, но это могла создать только ее половина. Все было так ясно ей теперь! Все!
Не Клиттихорну с его жалкой сумасшедшей мечтой было претендовать на божественность, но ей, Принцессе Бурь, которая одна была Создателем Того, Что Есть. Именно женщина давала начало, даже богам.
Сэм нашла разгадку. Хаос создавал богов и богинь подобно снежинкам: непохожими, уникальными, и защитниками и правителями своих миров. Но даже это было случайным процессом. Пятьдесят миллионов обезьян в бесконечности могли создать не пьесы Шекспира, а систему, по которой Шекспир и его работы могли быть созданы. Но не каждая снежинка была совершенной, и не каждая рукопись Шекспира тоже. В некоторых мирах, возможно, элементы противоположности, что создавали бога, не соединялись. Существо, способное вызывать Ветры, должно было слиться с тем, кто был способен управлять ими, и двое должны были объединиться с Ветром и стать чем-то более новым и великим, чем любой из трех.
Это должен был быть сплав противоположностей: интеллектуального с эмоциональным, мужского с женским, старого с молодым, и еще несчетное множество переменных и элементов должны были слиться.
Акахлар был создан тем первым взрывом, но он был огромным пустым пространством, на которое упали другие вселенные, близкие к нему, повинуясь притяжению центра мироздания.
Те, кто стали хозяевами Акахлара, пришли из миров, где боги были созданы умами людей, а не структурами Хаоса. Свирепые, жестокие люди, нетерпимые и неуправляемые. В них элементов, необходимых для создания богов, поистине не существовало, хотя они жаждали иметь бога, и вылилась эта жажда в наследственную тоску.
Но отдельные элементы даже порознь поддерживали неосознанное регулирование, сохраняя стабильность и не подпуская худшие из Ветров. Только когда эти элементы умирали или бывали устранены прежде, чем структуры Хаоса заставляли бы еще один элемент родиться где-нибудь в их мире, Ветры получали возможность свободно царствовать, и тогда появлялись те элементы, что могли дать миру Александра и Цезаря, Наполеона или Гитлера, Будду, Иисуса или Ганди.
Только здесь, в Акахларе, где магия действовала и принималась как должное, возникла линия женщин, которые выбирали супругов только для того, чтобы произвести на свет еще одну версию себя. Эти женщины были способны использовать силы Ветров. Никто из них не понимал ни своего собственного места, ни смысла вещей, и они полагали себя богинями, хотя были лишь элементом божества.
Она посмотрела вниз, на руины крепости Клиттихорна, и увидела, что там кто-то есть. Она узнала их и протянула к ним свою призрачную руку, создав дорогу и ледовый мост через развалины. Она хотела бы сделать больше, но почувствовала острую, мучительную тревогу. Те, кто уцелел, выберутся. Она вернется к ним позже.
Со скоростью света Она помчалась к источнику тревоги. Ужасный взрыв сотрясал грохотом воздух, опаляющий огонь рвался наружу, взрывная волна уничтожала все вокруг. Она потушила взрыв, вытянула его вверх, не давая ему больше причинять вред, но в этот момент раздался второй.
Она заморозила его, когда чудовищный гриб только поднялся в воздух, а затем пошла от средины к средине, привлекая Ветры, чтобы превратить остальные бомбы в ненужный хлам. Только потом Она вернулась к месту первого взрыва и обнаружила, что и Ее сила имеет предела: вселенная была огромна, а Она была лишь богиней Акахлара.
Первая средина, в которой прогремел страшный взрыв, превратилась в голую пустыню, где были разбросаны жалкие обугленные останки того, что некогда было великим королевством. Она не могла повернуть время вспять, и слишком многое здесь погибло. Лучшее, что теперь можно было сделать, – это унести радиоактивную пыль в преисподни между внешними слоями. А мертвая средина станет когда-нибудь местом паломничества, зловещим напоминанием миллионам, уцелевшим благодаря храбрости немногих, о том, что действительно может сделать великая сила и какой ценой приходится платить за попытку не замечать зла.
Ибо они могли остановить это, могущественные акхарские колдуны, но они предпочли верить тому, во что хотели верить, и пойти на компромисс со злом, поддаться злу, сделать вид, что не видят зла, пока не стало слишком поздно.
Она потянулась вниз, к ним, сидевшим, как всегда, в своих башнях, и коснулась их легким ветерком, которым они не могли управлять, которому были подвластны. Теперь, потеряв силу, они были просто жалкими стариками, испуганными и очень обыкновенными, какими они всегда были.
Щиты упали. Их никогда больше не будет. Она знала, что это вызовет много смертей и страданий, что акхарцы и самые воинственные из колонийцев будут долго обретать мир, но они придут в конце концов к соглашению, ибо они нужны друг другу. Акхарцы, отвергающие такой союз, умрут или будут свергнуты.
Она плакала о тех, кто умрет, и о тех, кто никогда ничему не научится, а больше всего – о невинных, что окажутся между теми и другими, но это трудное решение было принято ее другой половиной.
Если бы у Нее было время узнать свою силу и Ее пределы, изучить, что и как лучше сделать, можно было бы заранее позаботиться о невинных. Она не была так уж наивна и не ждала, что система, которую Она хотела видеть в Акахларе, разовьется сама собой. Что-то нужно будет сделать, чтобы повести их по правильному пути.
Но должно быть хотя бы одно место сияющего здравомыслия в Акахларе. Священный город в средине, возможно, чтобы там можно было обучать тех – и акхарцев и туземцев, – кто потом станет учить других новому устройству жизни. Это должен быть город, избавленный от войн, революций и варварства.
Масалур! На экваторе, вблизи величайших королевств. Масалур, который познал ужасы войны и атаку Ветров и который имел уникальное население, сохранившее интеллект при измененном облике – соединительное звено между «превращенцами» и "нормальными", между повстанцами и акхарцами, между мужчинами и женщинами.
Измененная Ветром Перемен средина с ее многочисленным и странным населением, окруженная кольцом акхарцев, будет священным местом. В этой средине не будут действовать ни оружие, ни заклинания, а все решения будут выноситься непосредственно Ею, пока не разовьется новая форма многорасового правительства.