Савояр уже стоял на ногах, а один из мардагайлов лежал в стороне, не шевелясь, но два других нападали одновременно и пытались вцепиться моему любимому то в глотку, то в ноги. На глаза тут же упала красная пелена. «Раз они метят в шею и ноги, значит это слабые места и я должна кусать туда же» — решила я и, подскочив к одному из мардагайлов, со всей силы укусила его за ляшку правой задней ноги и рванула на себя.
По округе разнёсся жалобный скулёж, и он тут же потерял интерес к Савояру, переключившись на меня и пытаясь укусить. Но мне было глубоко на это плевать. Сейчас я хотела только рвать и кусать, поэтому, не разжимая зубов, неистово начала мотать головой в разные стороны, вгрызаясь в плоть мардагайла всё сильнее. Его скулёж перерос в вой, и он яростно мне сопротивлялся. Над ухом раздавалось жуткое клацанье его зубов, но моя позиция была выгоднее, поэтому после очередного рывка оборотень упал.
Будь я человеком, наверное, в этот момент я бы злорадно усмехнулась и сказала что-нибудь ироничное или злое, но в теле оборотня не поговоришь, да и пасть с зубами основное оружие. Поэтому, как только мардагайл упал, я отпустила его лапу и, изловчившись, вцепилась зубами в его живот.
Кожа оказалась мягкой и как только я сомкнула челюсти, рот наполнился тёплой жидкостью и в разные стороны полетели брызги. «Да это же кровь, а я сейчас вгрызаюсь в его внутренности!» — с ужасом подумала я, и захотелось отскочить от оборотня и плеваться. Но тут же себя скомандовала: «Не до нежностей сейчас! Ты царик и должна убивать этих монстров! Рви, грызи, кусай! Делай всё, чтобы он больше не поднялся!».
В меня как будто вселился какой-то демон, и я уже не просто вгрызалась в него, а отрывала от мардагайлы куски плоти, пока он не перестал сопротивляться. «Есть!» — победно подумала я, и захотелось пнуть ногой поверженного врага. Но в облике волка это выглядело бы глупо, да и не победа над одним мардагайлом была важна. Приоритетом являлось спасение Савояра, поэтому я оглянулась.
Мой милый продолжал бороться с третьим мардагайлом. Сцепившись, они катались по снегу и грызли друг друга. Шерсть обоих была в крови и меня затопила жгучая ярость. Бросившись к дерущимся, я вцепилась в холку мардагайла и со всей силы дёрнула его на себя. В зубах остался кусок вырванной кожи и, выплюнув её, я бросилась в новую атаку.
Всё, чего я хотела, это чтобы оборотень оставил моего любимого в покое и, выражаясь человеческим языком, от злости у меня запала планка.
Я кусала, рвала, тянула мардагайла на себя, и когда мне представилась возможность, вцепилась ему в горло. Под зубами что-то захрустело, и оборотень вместо скуления издал клокочущий звук, а у меня в пасти оказалась что-то твёрдое.
«Я вырвала ему трахею» — отстранённо подумала я, и вместо отвращения испытала радость.
Тем временем мардагайл забился в конвульсиях, а на окровавленный снег обильно полилась кровь из его раны. Видя предсмертные судороги и понимая, что противник повержен, я неожиданно для самой себя подняла голову вверх и победно завыла, а в голове была только одна мысль: «Савояр спасён!».
Выплеснув эмоции, я перевела взгляд на своего милого, а потом сделала шаг к нему. Но внезапно Савояр оскалился и попятился от меня, и этот момент я испытала боль. Хотелось спросить: «Что случилось? Почему ты меня боишься?», но опять вместо слов раздалось скуление.
«О Боже! Он, наверное, думает, что я мардагайл и сейчас не контролирую себя! Савояр боится, что я брошусь и на него!» — в следующую секунду поняла я и чтобы хоть как-то дать понять, что не желаю ему зла, опустилась на снег и, помогая себе лапами, поползла к нему, проявляя покорность.
В глазах Савояра отразилось недоумение, и он замер, глядя на меня. А через пару секунд до нас донёсся крик Грона:
— Савояр, она царик! Не бойся её!
Паренёк подбежал ко мне и, загородив собой, с жаром произнёс, обращаясь к своему брату:
— Она хорошая! И всё понимает! Честно!
В подтверждение этих слов я ткнулась носом в спину Грона, потом лизнула его в руку. А он, чтобы доказать свои слова, обнял меня за шею. Только после этого я снова посмотрела на Савояра.
Сказать, что, судя по всему, он находился в ступоре, это значит — ничего не сказать. Глаза выражали бурю эмоций — от недоверия до щенячьей радости. Однако он быстро справился с собой и сделал осторожный шаг ко мне, потом второй, и я с трудом заставила себя не броситься к нему, чтобы начать его облизывать, проявляя свою радость. Но она тут же померкла, когда я увидела, как он тянет за собой заднюю лапу, а на одну из передних лап прихрамывает.