Всеми перечисленными выше недостатками и недоработками, всеми слабостями обороны французы были, прежде всего, обязаны недооценке Зиапа и Вьетминя. Французское командование пребывало в пагубном убеждении, что коммунисты располагают лишь минометами и небольшим количеством 75-мм гаубиц, и тешило себя напрасной надеждой, что Зиапу не хватит боеприпасов даже для такого маленького артиллерийского арсенала. Французы рассчитывали на то, что им удастся подавить огонь противника с помощью контрбатарейной борьбы и атак с воздуха, и потому не озаботились проблемой строительства мощных оборонительных рубежей.
С самого начала кампании недоработки в концепции ведения боевых действий и просто недостаток элементарного понимания целей и задач операции помешали французскому командованию выработать верный план обороны. Со времени выброски воздушного десанта 20 ноября прошел целый месяц, прежде чем Наварр и Коньи отказались наконец от мысли превратить Дьен-Бьен-Фу в центр, откуда будут осуществляться дальние “лучевые рейды” по тыловым базам и линиям коммуникаций противника. Муссируя химерические идеи, французское руководство не сделало почти ничего для подготовки плацдарма к длительной и упорной борьбе. Даже когда войска Зиапа плотно обложили Дьен-Бьен-Фу, а концепция “бухты” приказала долго жить, Коньи продолжал строить оборону на серии контратак, удары которых будут направлены во все стороны.
По крайней мере, к началу марта Наварр яснее видел опасность ситуации, складывавшейся вокруг Дьен-Бьен-Фу. 4 марта главнокомандующий решил переправить в долину по воздуху два или три дополнительных батальона, чтобы дать возможность Кастри оборудовать еще одну оборонительную позицию между центральным узлом обороны и опорным пунктом Изабель. Коньи возразил, что в Дьен-Бьен-Фу и так уже слишком много народу, не хватает места для всех, а командование транспортной авиации не сможет обеспечить всем необходимым дополнительный воинский контингент. Энергичный генерал Коньи убедил Наварра, что находившиеся тогда в Дьен-Бьен-Фу двенадцать пехотных батальонов с приданными им подразделениями поддержки представляют собой вполне достаточную силу для того, чтобы одержать “крупную победу на оборонительных рубежах”.
После поражения при Дьен-Бьен-Фу, когда пришло время делить ответственность, неумеренный оптимизм командующего войсками в Тонкинской дельте стал причиной перепалки между Коньи и Навар-ром. Коньи никогда не отрицал сделанного им (в присутствии главнокомандующего и Кастри) заявления. Он объяснил свое высказывание стремлением поддержать Кастри, чтобы тот не падал духом, в то время как сам в действительности думал иначе. Жюль Руа замечает, что если у Коньи и были какие-то причины высказываться подобным образом, находясь в Дьен-Бьен-Фу, то свою озабоченность обстановкой и возможными последствиями он мог бы выразить в самолете, увозившем обоих генералов обратно в Ханой‹10›.
Поведение Коньи заслуживает в данном случае самого сурового осуждения. Он делал свое заявление не перед рядовыми и младшими офицерами – в подобном случае его паттоновская бравада была оправданна как средство поддержания морального духа личного состава. Коньи обращался к непосредственному начальнику и старшему из подчиненных, причем оба они являлись профессионалами военного дела. И Наварр, и Кастри имели полное право услышать от Коньи искреннее мнение о ситуации. В американской армии в таких случаях в общем-то справедливо говорят, что “у старших офицеров нет боевого духа”. Старшие начальники часто прибегают к попыткам морально поддержать военнослужащих более низкого ранга, в то время как сами остаются по большей части невосприимчивы к воздействиям подобного рода. Находясь среди равных по званию коллег, они ждут от них правдивого суждения о ситуации, даже когда эта ситуация безнадежна. Поведение Коньи 4 марта было, по меньшей мере, непрофессиональным, если не сказать больше – бесчестным.
Специалисты в области военной истории задаются вопросом, Почему Наварр, Коньи и Кастри не удосужились вывести два тайских батальона и одиннадцать рот тайской же мобильной группы из Дьен-Бьен-Фу и не заменили их частями, обученными сражаться в условиях изматывающей осады. Наварр считает данную оплошность одной из причин поражения‹11›.
Мы все больше говорили о стратегических ошибках и просчетах Наварра и Коньи, однако за катастрофу в Дьен-Бьен-Фу несет ответственность также и Кастри. Похоже, что с самого своего вступления в должность командующего войсками в Дьен-Бьен-Фу он по большей части занимал пассивную позицию, позволяя, так сказать, событиям управлять собой. Конечно, отсутствие надежных укреплений можно объяснить объективными факторами (главным образом физической неспособностью транспортной авиации справиться с поставками необходимых материалов), но Кастри следовало обеспечить маскировку позиций, чтобы иметь возможность спланировать контратаки и потренировать личный состав, а также позаботиться о том, чтобы поместить Изабель поближе к главным позициям. У полковника не существовало ни обоснованного плана, ни четко выстроенной схемы приоритетов. Поневоле приходишь к выводу: оборона не являлась стихией Кастри, а потому он не годился для решения возложенных на него задач.
Наверное, особенно наглядно разница между тем, как была организована подготовка к сражению у Зиапа и у его противника, просматривается в том, где командующие двумя противоборствующими армиями разместили свои ставки. Наварр направлял действия французских войск из огромного здания с кондиционерами в Сайгоне, Коньи из другого, не менее впечатляющего строения в Ханое, а Кастри из укрепленного блиндажа в Дьен-Бьен-Фу, где обедал на столе, застеленном чистейшей, без единого пятнышка, скатертью и заставленном серебряной посудой. Зиап же в декабре перенес свой командный пункт в пещеру около Туан-Гиао. Из своего личного бомбоубежища он руководил сложнейшей операцией, в итоге принесшей ему победу. Он находился в постоянном контакте с командирами, вместе с ними переносил нужду и воодушевлял их на великие свершения. Отличались, конечно, не только сами штаб-квартиры руководителей, отличались их стили жизни, культуры, к которым они принадлежали, но самое главное, не шли ни в какое сравнение преданность делу и воля к победе.
Фаза I – 13-28 марта
Фаза I штурма Дьен-Бьен-Фу началась в 17.00 13 марта 1954 года. Зиап тщательно подбирал и время и дату. Час позволял артиллерии Вьетминя обстреливать французские позиции при дневном свете, тогда как пехотную атаку прикрывали бы сумерки раннего вечера. 13 марта привлекало Зиапа тем, что на этот день приходилось новолуние, что делало ночь темной, но не настолько, чтобы атакующие не могли координировать свои действия. Спустя полтора десятка лет американцы назовут это время “луной Вьетконга”. В течение многих лет коммунисты будут разворачивать наступления под лунным серпиком, повернутым в ту или другую сторону.
Из радиоперехватов французы знали день и час вражеского штурма. Не являлось для них секретом и направление. Неделями защитники наблюдали за тем, как силы Вьетминя медленно концентрируются в районе Габриель и Беатрис. Эти опорные пункты находились на отшибе, артиллерия из Изабель не могла оказать им поддержку, а французским частям с центральной позиции было трудно выручить их своей контратакой. Словом, все говорило о том, что первым делом Зиап атакует здесь.
Зиап вполне разумно решил начать с Беатрис. И Беатрис и Габриель обороняли лучшие части, Беатрис – батальон Иностранного легиона, а Габриель – алжирский батальон, покрывший себя славой в предыдущих сражениях{79}. Габриель был более мощным опорным пунктом, единственным, имевшим вторую оборонительную линию. К тому же его легче было поддержать контратакующими силами с центральной позиции.
Зиап запланировал продолжительный штурм силами шести батальонов из 141-го и 219-го полков 312-й дивизии, сгруппированными в три колонны по два батальона. Каждая колонна нацеливалась на сектор, обороняемый одной неполной по численности французской ротой. Пехоту должны были поддержать огнем 105-мм и 75-мм гаубицы и 82-мм и 120-мм минометы. Зиап собирался начать артподготовку по Беатрис, Габриель и огневым точкам французской артиллерии в центре плацдарма в 16.00 13 марта. Но, как это часто бывает на войне, случилось непредвиденное. Обнаружив у себя под носом, всего в 200 метрах от Беатрис, позиции штурмовых частей Вьетминя, французы в 12.00 послали подразделение на зачистку, чем вынудили артиллерию коммунистов открыть огонь раньше намеченного часа. Артиллеристы Зиапа стреляли точно и снарядов де жалели. Восточные укрепления Беатрис обратились в прах, минометная батарея с Габриель умолкла. Противник накрыл французскую артиллерию также и на главной позиции, выведя из строя два орудия и убив и ранив несколько бойцов расчета. Артогонь вьетконговцев обрушился и на аэродром, отчего находившиеся там самолеты, склады горючего и боеприпасов начали взрываться и гореть. Тут же французов поджидал и другой сюрприз. Когда уцелевшие самолеты взлетели, чтобы нанести удар по вьетминьцам или же просто для того, чтобы спастись, они немедленно угодили под прицельный огонь 37-мм зениток. В итоге на летном поле и в воздухе было уничтожено несколько французских самолетов.
{79}“Беатрис” защищал 3-й батальон 13-й полубригады Иностранного легиона, а “Габриель” – 5-й (маршевый) батальон 7-го полка алжирских стрелков. Кроме алжирцев, в последнем опорном пункте находились также 416-я легкая вспомогательная рота тайцев, 2-я смешанная тяжелая минометная рота 5-го иностранного пехотного полка, четыре 81-мм миномета и две установки счетверенных 12,7-мм пулеметов (из 1-го зенитного дивизиона Дальневосточного экспедиционного корпуса). – Прим. ред.