Вскоре после тех налетов по рекомендации Министерства иностранных дел ДРВ все женщины и дети дипломатического корпуса за исключением тех, которые оставались по долгу службу, были эвакуированы из Ханоя. В старом дневнике я прочитал такую запись, датированную апрелем 1965 г.: "жена и дочь эвакуируются в связи с тем, что американские самолеты стали слишком близко летать над Ханоем".
Поезд с нашими женщинами и детьми "под руководством" единственного мужчины европейца – работника посольства Болгарии, который по завершении командировки уезжал в это время с семьей на родину – медленно отходил от перрона ханойского вокзала. А мы – провожающие, сдерживая комок в горле, махали вслед уходящему поезду. Для большинства провожавших слово "эвакуация" было хорошо знакомо со всеми вытекающими последствиями. Ведь многие из них, особенно среди советских работников, были участниками Великой Отечественной войны. Через несколько месяцев после этих проводов я уехал на родину в отпуск, но был оставлен для работы в Москве.
…В годы той войны практически ежедневно то в одном, то в другом районе ДРВ завывающие сигналы сирен, иногда по несколько раз в день, а то и по ночам, оповещали вьетнамцев о боевых тревогах и налетах американской авиации. После этих налетов оставались разрушенные дома, школы, дороги, ирригационные сооружения и больницы. Кстати, американская пресса не раз сообщала тогда, что самолеты США бомбят в ДРВ только военные объекты. Но вот данные Комиссии ДРВ по расследованию преступлений США: в результате американских бомбардировок к октябрю 1966 г. в Северном Вьетнаме было разрушено 294 школы, 74 больницы, 80 церквей и 30 пагод. Если это – объекты военно-стратегического назначения, тогда что же можно отнести к гражданским сооружениям?
В годы войны вплоть до 1974 г., когда я вновь вернулся на работу в посольство СССР в Ханое, мне приходилось летать во Вьетнам с разными делегациями и самостоятельно по несколько раз в год. Во время этих поездок бывало всякое, но я расскажу лишь об одной такой поездке. В марте 1967 г. наша делегация во главе с Председателем Советского Комитета по культурным связям С.К. Романовским летела через Китай в ДРВ. В Китае в то время в полном разгаре была "культурная революция" и мы стали невольными свидетелями многочисленных бесчинств хунвейбинов и многотысячных демонстраций в Пекине и в других городах по маршруту нашего полета. В Пекине мы пересели с ИЛ-18 на китайский ИЛ-14 и на нем добирались до Ханоя с многочисленными посадками.
Вообще эта поездка запомнилась мне по многим причинам: и потому, что нашу делегацию повсюду встречали охранники с автоматами, крики: "Долой советских ревизионистов!", и потому, что в каждом аэропорту, в самолете нас заставляли читать цитатники Мао Цзэдуна. И потому еще, что обратно в Москву вместе с нами летал начинавший тогда свой творческий путь, ныне всемирно известный художник Илья Глазунов, мой однофамилец. Он, в соответствии с профессией был перегружен листами ватмана и повсюду делал карандашные зарисовки, в том числе и выступавших перед нами самодеятельных артистов, прославлявших Мао Цзэдуна, под восхищенные возгласы китайцев. В каждом аэропорту, где нас кормили, у Ильи Сергеевича возникали дискуссии с китайскими официантами, которые приносили заказанную нами пищу. Я заказывал китайские блюда, а Илья Сергеевич – европейские. Но китайские официанты почему-то всегда путали нас: мой заказ несли Илье Глазунову, который тут же шумно замечал, что он это не ест, а его заказ – мне. Потом под общий смех смущенные официанты меняли блюда.
Здесь я должен, наверное, все-таки заглянуть в старую записную книжку. В ней записано, что в Иркутске мы сменили самолет и дальше продолжали путь на китайском ИЛ-18. Дальше цитирую: "На всем пути от Иркутска до Пекина нас сопровождала музыка цитат Мао, а под конец стюардессы даже пели и декламировали их, танцуя перед нами… Мне почему-то стало жаль их. Я подумал, что присутствую на каком-то средневековом таинстве, на котором не должен присутствовать". В другом месте дневника я записал, что прочитал цитаты "…и должен сказать, что многие из них написаны еще в 40-50-е годы и вообще-то правильны. Вопрос в том, куда только гнут при их претворении в жизнь". Дальше я писал, что из Пекина мы спокойно долетели до Ухани, а потом, из-за плохой погоды с трудом добрались до Нанниня. "Сегодня вылет отменяется, – пишу я в своем дневнике, – и мы отправляемся в город для ночлега в гостинице (город в 32 км. от аэродрома). О городе сказать ничего не могу, не видел, и, возможно, и завтра не увижу, т.к. администратор гостиницы – симпатичная мадам средних лет, довольно хорошо говорящая по-русски, объяснила нам с милой улыбкой, что мы – транзитники и гулять нам за пределами гостиницы не рекомендуется". Свои впечатления о пребывании в Китае и в Наннине, в частности, описывать больше не буду, ибо цель моего рассказа – Вьетнам. Процитирую только еще одну фразу из своей записной книжки: "Да, сложное явление – эта нынешняя "культурная революция". Долго еще будут изучать ее со всех сторон, чтобы дать ей более или менее правильную оценку".
Погода задержала нас в Наннине еще на сутки. Во время вынужденного сиденья в Наннине я попросил у работников местного консульства ДРВ несколько вьетнамских газет и с интересом читал их, рассказывая основное содержание прочитанного моим товарищам по делегации. Вот что писала, например, газета "Нян Зан" 5 марта 1967 г. о провинции Хатинь. Отмечая, что провинция очень бедная и что ее регулярно преследуют стихийные бедствия (наводнения, засухи), газета дальше пишет: "В 1966 г. провинция подверглась, кроме того, еще и ожесточенным налетам американской авиации. Количество налетов за первые шесть месяцев 1966 г. увеличилось по сравнению со второй половиной 1965 г. более чем в 3 раза. Кроме бомбардировок больниц, школ, церквей и пагод, американцы 166 раз бомбили ирригационные сооружения провинции, вызвав значительный материальный ущерб и человеческие жертвы".
Запомнилась эта поездка еще и тем, что наш самолет при подлете к вьетнамской границе попал в сильнейшую грозу. В то время мы летали во Вьетнам главным образом ночью при погашенных бортовых огнях, поскольку днем американские летчики слишком назойливо сопровождали наши самолеты, прямо-таки заглядывали в них. Во время последующих полетов в ДРВ я не раз видел через иллюминатор лица американских летчиков, круживших вокруг нашего самолета.
Когда мы в ночном непроглядном небе подлетали к вьетнамской границе, раздался сильнейший гром, заглушивший шум двигателей самолета. Вспыхнула яркая, до боли в глазах, молния, расколовшая огненным мечом ночное небо. Из-под меня неведомо куда ушло сиденье. Глубокие и неожиданные падения самолета, наконец, истерика китаянок – стюардесс, которые за час до этого "угощали" нас цитатами Мао Цзэдуна, все это заставило нас забыть текущие мелочи жизни и мы начали прощаться друг с другом. Было совсем не до смеха. И вдруг мы услышали показавшийся таким приятным шум двигателей! Ура! Мы все-таки летим! А в дневнике у меня записано про это событие весьма кратко: "Минут за 30 до посадки нас горячо приветствовала небесная стихия. Сначала справа по ходу самолета небо как будто треснуло надвое, и кривая линия молнии подмигнула нам весьма зловеще. А затем такая же красавица мелькнула слева с сильнейшим грохотом, раскаты которого долго преследовали нас".
После такого испытания мы приземлились в Ханое совершенно измученные. Китайский экипаж трудно было узнать – они тоже с трудом выходили из самолета.
Разместившись в гостинице, мы решили прогуляться по вечернему Ханою. И опять я возвращаюсь к потрепанной книжке. В ней записано: "И здесь я должен откровенно сказать, что после Нанниня я приехал в Ханой как в собственный дом. Главной причиной такого ощущения считаю, что здесь я встретил много знакомых. Первое впечатление от вечернего Ханоя, как будто нет войны и мир царит на вьетнамской земле. И только бросается в глаза, что на улице очень мало народу, мало молодежи, которая раньше парочками гуляла вокруг озера Возвращенного меча. И еще один признак войны – вокруг озера появилось много бомбоубежищ, а их высокие брустверы то и дело попадались на глаза. Перестройка с учетом обстановки. Ситуация в ДРВ была действительно очень сложной. Об этом говорил и наш посол И.С. Щербаков при встрече с делегацией, об этом говорили и вьетнамские товарищи. Налеты американской авиации продолжались – 150-250 самолетовылетов ежедневно. Несмотря на высокий боевой дух защитников Вьетнама, психологическая усталость, постоянное недосыпание, трудности с продовольствием – все это сказывалось на настроении населения. Многие начинали выражать сомнение в возможность победы в этой войне. Об этом наши собеседники, не скрывая, говорили и в Ханое, и во время поездки в Намдинь. Кстати, тогда же в разговоре со мной профессор Тюнг, известный в то время в ДРВ специалист-невропатолог, отмечал, что систематические бомбардировки днем и ночью изматывают людей, за последнее время резко возросло число нервных заболеваний, особенно среди детей, из-за нехватки продовольствия широкое распространение получил авитаминоз.