Руководство ДРВ знало об этих проблемах и вело большую работу по организации жизни и труда людей в труднейших военных условиях. Выступая в провинции Тхайбинь в начале 1967 г., Президент ДРВ Хо Ши Мин говорил: "Надо еще лучше организовать работу по защите населения… Война может приять еще более ожесточенный характер… Защита населения – часть народной войны. Она также важна как борьба с врагом и производство. Нужно расширять строительство траншей, окопов. В каждой семье, на производстве, везде, где есть люди, должны быть убежища. Необходимо повсюду организовать бригады скорой помощи, пожарные команды, обеспечить своевременную отправку раненых в госпитали. Отряды народной самообороны должны стать костяком и застрельщиком всей этой работы".
Это выступление Президента было опубликовано в газете "Нян Зан" 27 февраля 1967 г. Я привожу его по той причине, что читал его во время нашего путешествия из Ханоя в Намдинь. Оно полностью совпадало с тем, что я видел и слышал, поэтому производило особое впечатление.
26 марта я записал в дневнике: "В 15 часов начались официальные переговоры в помещении Комитета по культурным связям. Но уже через несколько минут объявили, что американские самолеты находятся в 20 км от Ханоя. Воздушная тревога и нас по настоятельной просьбе вьетнамских товарищей отправили в убежище. Налет продолжался 40 минут. Мы не захотели по требованию вьетнамцев сидеть в убежище и стояли около него. Были хорошо видны пролетавшие в небе самолеты и слышны взрывы бомб и ракет, а также хлесткие выстрелы зенитных пулеметов и орудий. Мы даже сфотографировались в касках, которые были выданы нам вьетнамскими товарищами".
После тревоги Председатель Комитета Тхуан пошутил: "Господин Джонсон взял с нас налог в размере 40 минут за начало переговоров".
Как бы то ни было, но переговоры о культурном сотрудничестве между нашими странами начались с бомбоубежища. Мне показалось символичным все это – идет война, а мы ведем переговоры о культурном и научном сотрудничестве. Наверное, это свидетельствует о том, что мы верим в нашу общую победу. Кстати, на другой день я записал: "Вчера мы вели трудные переговоры весь день до позднего вечера, а над Ханоем было сбито три самолета".
Особо надо рассказывать о поездке в город Намдинь. Выехали мы из Ханоя вечером 27 марта 1967 г. на двух машинах в сопровождении охраны. Ехать предстояло практически всю ночь, хотя до Намдиня всего около ста километров. По пути мы должны были проезжать небольшой городок Фули, в районе которого располагались зенитные батареи, защищавшие небо Ханоя. И американцы бомбили этот район особенно нещадно. В записной книжке записано: "Фули – это вьетнамское Лидице. Сейчас в этом городе не осталось ни одного человека, все разрушено и все живое покинуло город. По словам нашего шофера, американцы бомбили Фули несколько дней подряд"
Нам не разрешили ехать через Фули, т.к. по словам наших охранников, все мосты в городе разрушены и ехать там ночью небезопасно. При подъезде к Фули мы попали под массированный налет. Случилось это так. Мы медленно ехали по изрытой воронками дороге, крепко держась за поручни и друг за друга, чтобы не вывалиться из машины. И тогда, и в последующие свои приезды в военный Вьетнам я не переставал удивляться способности вьетнамских шоферов вести машину в кромешной тьме тропической ночи при минимальном освещении одной, редко двух фар, прикрытых плотными козырьками. Вдоль дороги под деревьями то и дело мелькали маленькие огоньки светлячков. Кто-то из делегации сказал, что в тропиках много насекомых, светящихся ночью. Но в данном случае были не светлячки, а ночное дежурство молодежных патрулей. Вооруженные маленьким масляным светильником, сделанным из гильзы патрона крупнокалиберного пулемета, молодые парни и девушки дежурили вдоль всей дороги. Недалеко от Фули они остановили нас и сказали, что дальше ехать нельзя, ожидается налет авиации противника. И тут же мы услышали быстро приближавшийся гул самолетов. И вдруг прямо над нашими головами вспыхнула выпущенная с самолета осветительная ракета. Я, наверное, никогда не забуду этот мертвенно-белый, чудовищно яркий, до боли в глазах свет. Захотелось немедленно зарыться с головой прямо в асфальт дороги. Обе наши машины удивительным образом почти на месте развернулись и тут же спрятались под деревьями. Ребята из патруля схватили нас за руки и тоже утащили под сень деревьев. И в ту же минуту начался ночной "концерт". Небольшой мостик, находившийся недалеко от нас, через который мы должны были ехать, с грохотом взлетел вверх. Послышались взрывы, чуть дальше появились сполохи огня, в свете которого стал виден густой дым. Небо осветилось яркими линиями трассирующих пуль, взрывами ракет и снарядов зенитных орудий. Где-то совсем близко слышались уже знакомые мне сочные шлепки осколков по листьям окружавших нас деревьев. Через какое-то время "концерт" закончился. Наступила полная тишина, которая казалась особенно тяжкой в кромешной тьме. Глазам нужно было время, чтобы после ярких вспышек света снова привыкнуть к темноте.
Через несколько минут мы снова тронулись в путь, минуя Фули. Дорога вилась как серпантин, только по ровной местности. Я ехал по этой дороге впервые и, конечно, с удивлением рассматривал посаженные вдоль дороги могучие деревья – бадьяны. Под некоторыми из них можно было спрятать стадо буйволов. Проехали мы, наверное, километров 30-40, когда я, задумавшись перед представшей перед глазами мирной картиной, взглянул на ночное черное небо и увидел красный раскаленный диск луны. А над рисовыми полями, тянувшимися вдоль дороги, летали светло-голубые или зеленоватые "дон-дон" – светлячки. Свет полузакрытых фар то и дело выхватывал из темноты то группу ребятишек, стоявших у обочины, то крестьянку, возвращающуюся после трудового дня домой, то буйвола. Все создавало картину мира и покоя, как будто и не было недавней стрельбы, не было ни авиационных, ни артиллерийских налетов на эту благодатную землю.
Из этого мирного состояния меня вывел тихий голос шофера, который, тоже, видимо, о чем-то задумавшись, вслух произнес, глядя на луну:
– У нас раньше старики говорили – медведь луну съел, и отмечали это как плохое предзнаменование.
На мой вопрос, как это понимать, он ответил, возможно, будет плохая погода, или случится какое несчастье. Так объясняли старики.
Этот разговор вернул меня к реальной действительности. И я подумал, зачем все это? Для чего завтра должен лететь сюда американский летчик и бомбить чужую для него землю, которая поит и кормит хороший, мужественный, миролюбивый народ. Почему дети, которые стоят сейчас у дороги и с любопытством провожают наши машины, должны завтра, в случае тревоги бежать и прятаться в убежище? Почему и на основе какого права этот самый американский летчик может отнимать у них детство и жизнь?
Усталость начинала одолевать нас, разговоры в машине прекратились. При подъезде к городу Намдинь сидевший рядом со мной вьетнамец спросил – бывал ли я раньше в этом городе. Я ответил, что бывал несколько раз, посещал известный во Вьетнаме Намдинский текстильный комбинат. Он в ответ заметил: тогда вы знаете большую гостиницу в городе. Она была построена еще в 30-е годы. Мы в ней остановимся, помоемся, позавтракаем и отдохнем, а после обеда поедем на текстильный комбинат.