К осени 1965 г. американская авиация заметно активизировала налеты на Северный Вьетнам. Самые интенсивные удары американская авиация наносила по воскресеньям. Выходным днем для них являлся понедельник. Подробнее остановлюсь на событиях, имевших место в воскресенье – 17 и 31 октября 1965 г.
В начале октября мы заняли неблагоприятную в тактическом отношении позицию: углы закрытия на основных направлениях были большими – рядом находились горы, грунт – каменистый, твердый, как железо. Дивизион был развернут строго по 'Наставлению' – были выдержаны все углы, расстояния и т.д. Но техника не была защищена обваловкой из грунта, маскировки, кроме штатных сетей, тоже не было.
Для боевого расчета вырыли несколько укрытий-щелей и развернуты две госпитальные палатки. В такой же палатке, рядом с нашими, размещалось вьетнамское командование и секретная часть. В ста метрах на север от нас был развернут взвод 4-х ствольных зенитных пулеметов.
Для ночного отдыха нам отвели место в бывшей школе (бамбуковый навес без окон и две?рей).
Накануне в субботу в мою батарею привезли прибывшего на днях из Союза молодого солдата Виталия Смирнова. Он прибыл из Красноярского радиотехнического училища, где проходил срочную службу во вспомогательном подразделении. Его жена и годовалая дочь проживали на ст. Яя, Кемеровской области. Я решил назначить его номером пусковой установки и оставил на позиции в дежурной боевой смене для стажировки. Для отдыха каждый наш специалист имел раскладушку. В палатках для дежурной смены кроме раскладушек имелись столы и стулья. Свои рабочие брюки и рубаху, выстиранные мной после развертывания батареи, я развесил сушиться на веревке у палатки и забыл про них.
В воскресенье 17 октября к 8-00 мы прибыли на позицию для проверки техники. Проверив ее готовность, мы оставили на позиции дежурную боевую смену и уехали к месту размещения. За завтраком мы делились планами о том, как будем проводить этот день. Кто-то собирался писать письма, кто стирать, кто играть в нарды и т.д. Еще не успев закончить завтрак, мы услышали вой сирены и, бросив все, сели в автобус и поехали на позицию. Было около 10-00 утра. К нашему прибытию аппаратура уже была включена, ракеты расчехлены, расчет вел поиск целей. Личный состав стартовой батареи находился в районе укрытий, несколько человек собрались у планшета, вынесенного из кабины в находящуюся рядом с ней палатку. В большой палатке на полу сидел вьетнамский секретчик и укладывал в портфели секретную литературу, в другой палатке с книгой в руках лежал на раскладушке рядовой Виталий Смирнов. За палатками, приехавший из Ханоя парикмахер, подстригал вьетнамского солдата, а рядом в очереди стояли еще пять человек. Я крикнул Смирнову, чтобы он шел в укрытие, а сам поднялся в кабину 'У'. Лейтенант Захмылов доложил мне, а я командиру дивизиона подполковнику Лякишеву о готовности стартовой батареи к боевой работе.
На планшете дальней воздуш?ной обстановки были отображены запутанные маршруты целей. Планшетист – вьетнамец всю поступающую информацию докладывал своему командиру дивизиона, и лишь после этого переводчик на русском языке доводил ее до нас. Подполковник И.А. Лякишев нервничал. В этой обстановке он приказал офицеру наведения капитану Николаю Омеленьчуку выйти в эфир и вести поиск целей, а мне – поставить ракеты на подготовку. Начался круговой поиск целей, пусковые установки вошли в синхронизацию, ракеты были готовы к пуску. Офицер наведения доложил об обнаружении на одном из направлений групповой цели, прикрытой сильной активной помехой. Выделить цель из помех было невозможно. Подполковник Лякишев приказал мне идти к боевому планшету, находящемуся в палатке рядом с кабиной 'У' и оттуда по телефону считывать ему азимут и дальность до целей. Я тут же выполнил этот приказ и немедленно начал считывать данные по целям с планшета, одновременно наблюдая за вращением пусковых установок.
Все внимание дивизиона было сосредоточено на целях, действующих с сверного направления. Но экраны были забиты помехами и открывать огонь по целям было бессмысленно. Весь расчет был в напряжении и проявлял нервозность. В это время я услышал какой-то крик, доносившийся со стороны пулеметных расчетов, прикрывающих наш дивизион. Откинув полог палатки, я увидел на расстоянии 1,5-2 км черный силуэт американского самолета, который с юга летел над горами так низко, что казалось вот-вот заденет их. Я тут же по телефону сообщил о самолете подполковнику Лякишеву и, видя по положению пусковых установок, что СНР смотрит не туда, стал кричать в трубку: 'Левее! Еще левее!'. Начался разворот антенны и ПУ в направлении цели. В этот момент расчеты четырехствольных зенитных пулеметных установок по указанному флажком командира взвода направлению, открыли огонь и через считанные секунды самолет загорелся, таща за собой черный хвост дыма. Пролетев метров 500 он рухнул в горы в районе нашего места расположения. В пулеметном взводе все ликовали!
В этот момент неожиданно с другой стороны – с запада – донесся нарастающий, подобный раскату грома, звук, а через несколько секунд – три мощных взрыва за кабиной. Я повернулся в ту сторону и увидел два черных облака от наших палаток и летящую вверх и тут же разлетающуюся на части свою ракету с ПУ1, а также делающих левый разворот тройку американских самолетов. Через секунды прозвучала очередь и еще несколько взрывов, и тут же заглохли наши дизеля. Я увидел прыгающих из кабин солдат и офицеров, которые бежали в направлении ближайшего укрытия. Меня тоже кто-то толкнул туда. Вскоре в это укрытие старшина Николаенко на руках внес раненного в грудь дизелиста-вьетнам?ца, а потом прибежал раненный в плечо первый номер стартовой батареи ефрейтор Мартынчук.
Неожиданно все затихло, и я выскочил из укрытия. Первое, что я увидел – это горящую маскировку кабин, а на шестой ПУ горел баковый отсек ракеты. Пусковая установка 1, с которой была сорвана взрывной волной ракета, находилась в исходном положении, остальные пять обесточенных установок с ракетами застыли неподвижно в одном направлении. Все бросились немедленно тушить маскировку. В это время командир дивизиона подполковник Лякишев закричал, чтобы все немедленно ушли в укрытия, потому что в любой момент может взорваться боевая часть (3600 осколков) горя?щей ракеты на ПУ6.
Я не пошел в укрытие – сел в стороне и с болью глядел на горящую ракету. Было обидно, что наш дивизион не успел дать отпор американцам и был накрыт бомбами. Не верилось, что такое могло произойти – наша ракета горит, а самолеты ушли безнаказанными, если не считать самолет, сбитый вьетнамскими пулеметчиками.
Недалеко от позиции в предсмертных судорогах бились два буйвола, а чуть подальше стоял столб дыма от горевшего дома. Вероятно, летчик имел задание сбросить бомбы на наше жилище, но ему дали не те координаты. В это время с запада появился еще один американский самолет, который летел на предельно малой высоте, как будто катился. Самолет был настолько близко, что было видно лицо летчика, который, наклонившись вправо и отвернув белый подшлемник, разглядывал позицию. Ни один зенитный пулемет почему-то не выстрелил.
Баковый отсек ракеты на шестой пусковой продолжал гореть, на землю полились компоненты топлива и через несколько секунд раздался мощный взрыв, несравнимый по громкости с теми взрывами, которые были от разрыва бомб. Осколками БЧ ракеты были изрешечены стены кабин. На ПУ остались остатки ракеты, удерживаемые бугелем и задними роликами ПРД. Я и почти вся моя батарея собрались у этой ракеты. Она больше не была взрывоопасной, но для большей надежности я приказал отсоединить электроразъем соединяющий маршевую и стартовую части.
Пусковая установка была полуобгоревшей, большинство крышек люков сорваны, электропроводка и блоки практически сгорели. Силовые и сигнальные кабели, идущие от ПУ к дизелям и к кабине 'У' были перебиты очередью снарядов, выпущенных американским самолетом. По этой причине и вырубило дизеля в самом начале.
Не трогая больше ничего, все пошли к ПУ1, с которой взрывной волной была снесена ракета. ПУ осталась невредимой. Несколько бомб упали рядом со станиной. В образовавшейся от взрыва воронке лежала боевая часть ракеты, а рядом на рисовом поле в воде валялись, разбросанные взрывом, пороховые шашки ПРД – корпус двигателя был разорван словно лист бумаги. Следов от бакового и аппаратного отсеков не осталось.