Временами я просыпалась в своей постели, до последнего веря, видения о чужом мире – лишь сон, и сейчас из кухни мама позовет завтракать, причитая о еще одной майке начисто испорченной пятнами красок. Но вместо этого меня ждал в богато обставленной столовой совершенно чужой и ненавистный человек, вынуждающий называть себя дядей. Ждал, чтобы отвести в Схолу, где мне будут пол дня рассказывать о войнах и правителях, существование которых год тому было для меня тайной за семью печатями, о способах преобразовать материю, связи характера и способностей в магии, классификации Адепторского чина и радужных перспективах государственного служащего, приносящего клятву верности на крови неизменному курфюрсту Кирума лично.
Это был чистый дурдом. Привыкать к новому миру, застрявшему на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетия пришлось быстро, никто со мной не церемонился. За любую оплошность прилетало от доброго дядюшки. Визиты к Адепту Путей на первых порах стали для меня настоящей отдушиной. Старичок с белоснежными кудряшками обладал просто ангельским нравом, часами болтал со мной, откармливая сладким, вытолкав Кимреда взашей из своего кабинета, расспрашивал о моем мире. Если бы не этот дедок, улыбчивый и светлый, у меня бы крыша съехала от навалившегося разом кошмара. Адепта Путей звали Эрхард Аушвейер, и он вслед за моим похитителем подтвердил невозможность возвращения домой. Насколько я поняла из велеречивых объяснений Аушвейера, наши миры находятся достаточно далеко друг от друга, и существуют по разным законам. Иногда, души попадают в чужое измерение, воплощаясь там для новой жизни, но если такую пропажу вернуть домой и она окажется действительно частью этого мира, путь назад будет заказан. Все дело в магии, которая движет само бытие тут, и напрочь отсутствует в моем мире. Если она проснулась внутри переселенца, родной мир его отторгнет.
Каихард сказал чистую правду. Он вообще всегда был удручающе правдив и прямолинеен. Мы кое-как научились сосуществовать, я перестала брыкаться и показывать норов, решив переждать этот год, получить звание Адепта и уже на равных правах посоперничать со своим наставником за место под солнцем.
Близилось время Испытания, мои нервы, и без того расшатанные обучением у деспотичного Кая, шалили по чем зря. Глядя в стену, девственно белую и совершенно пустую, я отсчитывала секунды до полуночи.
Глава Первая. Ночь Первых лучей
Мой новый дивный мир, за окнами расположенной на третьем этаже, полупустой комнаты, ютившейся почти под самой крышей особняка Кимредов, сверкал разноцветными огнями фантастических салютов во все небеса. Расцветал, словно мазутное пятно на воде, зыбкой радугой на темном тле.
Столица Кирума, очень оригинально названая точно так же как и вся страна, Кирум, шумно праздновала День Последних Угольков. Улицы украшали гирлянды пестрых фонариков. Каждый уважающий себя горожанин сжигал старый хлам на заднем дворе, все показавшееся не нужным в новом году, и запускал фейерверки. На улице стояла первая теплая ночь этой весны. День Последних Угольков, в полночь сменялся Днем Первых Лучей. Так тут праздновали пришествие Нового Года. Всегда разная дата, зависимо от продолжительности зимы. Всегда два дня кряду.
О начале празднеств извещал народ лично кюрфурст Адонис, в прямом смысле этого слова, назначая Новый Год указом. Вот что значит монархия, как она есть.
Я сидела на кровати, поджав под себя ноги, глядя в пустую стену и ждала полуночи.
Мой персональный (м)учитель укатил в здание Конклава, праздновать. Я возможности посетить данное торжественное мероприятие была лишена за смехотворную провинность. Кай, видите ли, на днях окончательно убедился в том, что, не смотря на наше родство, полной преемницы его талантов и способностей из меня не выйдет, сколько не муштруй в лаборатории. Гениальное наблюдение, спустя без малого двенадцать месяцев проб и неудач.
Впрочем, патологическое не желание принять очевидные факты можно списать на невиданное упрямство Каихарда. Он до последнего верил – можно научить корову летать, заставить солнце вставать на западе, а человека без каких либо технических наклонностей и с мозгами далекими от точных наук, превратить в Адепта Механики.
Да-да, липовый дядюшка, оказался местной версией Адептус Механикус из, мною любимого, Вархамера. И Омниссия свидетель, лучше бы этот гад обзавелся парочкой дендритов, а не мной.