Непрерывное борение бобра с ослом занимало у нас едва ли не больше времени, чем само обучение. Кай пытался втемяшить мне в голову компиляторы создания паровых машин, огнестрела и прочих вундерваффе. Я пыталась доходчиво объяснить тупоголовому магу, что из художника технаря не сделает даже такой упрямый кретин как он.
В результате моя моральная победа аукнулась тремя сутками домашнего ареста и диетой по рецепту библейский старцев. В меню: хлеб, вода и Святой Дух на завтрак, обед и ужин. Причем, ужин зачастую ограничивался только десертом, и вполне вероятно, отдавался врагу. Надеюсь синеглазая вражина подавится Духом Святым, или его местным аналогом. Никогда не была особо сведуща в теософии.
Официально религии в Кируме не существовало, а Адонис давно заменил в умах обывателей божество, Большого Брата, Бацьку, и, подозреваю, здравый смысл за компанию.
Дитю цивилизации, выросшему в лоне, пусть и кривой, но все таки демократии, все эти авторитарные свистопляски переваривать было тяжело. Особенно в комплекте с авторитарным дядюшкой, изо дня в день талдычащего про высокую честь служить правительству Кирума и кюрфурсту Адонису лично.
За окном перестало полыхать. Свист и треск резко оборвался. Как по команде. Значит полночь.
В наступившей тишине что-то протяжно поскреблось в мое окошко с той стороны.
Вскочив с кровати, я бросилась к нему, не боясь потревожить иных обитателей особняка. Кай укатил отрываться, а прислуга тут появлялась набегами, выполняла свои функции и растворялась в воздухе.
С той стороны окна, находящегося на высоте добрых пятнадцать метров, на меня лупало желтыми глазами косматое нечто.
- Ася, открывай. Тут не очень-то жарко, на ветру торчать! Если кто-то увидит и донесет твоему психованному дядюшке, он моего отца на дуэль вызовет! Я осиротею, и тебе придется меня взять под опеку.
Мой косматый гость капризно надул губки, продолжая скрестись острыми коготками в стекло.
Знакомьтесь! Первое, единственное и, надеюсь, последнее существо в этом дрянном мирке, которое мне стало понастоящему дорого.
Открыв окно, я впустила внутрь вечернюю прохладу, и завернутую в тяжелый светлый плащ фигуру с золотистыми лохмами до пояса. Она сразу же повисла на мне, беззастенчиво тиская, не смотря на стягивающий мои ребра корсет, конструкции и тугости которого вся Святая Курия аплодировала бы стоя, со слезами умиления на глазах.
- Ася! Как я соскучилась! Этот деспот тебя совсем замучил! Даже в Схолу не выпускает? Надо на него жалобу в Конклав написать! Это бесчеловечно так обращаться с ученицей, тем более родственницей, пусть и возвращенной из иного мира. Он все таки будущее Кирума растит, а не армейского пристава! Я уже сотню раз говорила, все мое сочувствие к геру Кимреду начисто развеяно! – выпустив меня из своей, на удивление крепкой хватки, для столь хрупкой конституции, ночная гостья закрыла окно, перед этим не забыв развеять сплетенный из лиан мостик, соединяющий наши дома, расположенные по соседству.
- Ну, рассказывай что ему опять не так?
Ночную визитершу звали Эллирия, она точно так же как и я готовилась спустя пару недель пройти Испытание на звание Адепта. Особняк ее отца стоял по соседству с домом Каихарда, в старых кварталах столицы. Отца звали Альберт Хильред, он был Адептом Жизни и готовил к Испытанию свою дочь лет с пятнадцати. Лира обладала удивительно живым характером, улыбчивая, светлая, вечно во все встревающая. Когда старичок Эрхард окончательно признал меня частью этого мира, безопасной для окружающих и готовой начать обучение, Кай сам познакомил меня с соседями. В его понимании общение с Эллирией Хильерд должно было благотворно повлиять на переселенку из «ужасного мира». На людях Лира была сущим ангелочком, златокудрая, желтоглазая нимфа в летящих одеяниях, с кротким нравом и блистательным будущим. На деле же… этого бешенного чертенка даже мой врожденный пофигизм переваривал с трудом. Вдали от чуткой опеки любимого папочки и посторонних глаз, ангелок сбрасывал крылышки, отращивал когти и норовил устроить локальнеый армагедец на доступной ей территории.
Гиперактивная Лира сновала по моей пустой комнатушке из угла в угол, кутаясь в свой плащ, и метя подолом дощатый пол.
Я вернулась на кровать, усевшись с неестественно ровной спиной, за которую моя бабушка, педагог со стажем и Герой Труда, расцеловала бы Каихарда в обе щеки. Этот деспот быстро исправил мою осанку, манеры, речь и с радостью бы и мозги форматнул, если бы мог.