— Если тебе тяжело вспоминать…
— Это часть объяснения, почему я помог тебе. — Деррик закрыл глаза. — Понимаешь, мой брат… его звали Оливер. Ты бы видела его рисунки. Настоящее волшебство. Уж насколько я ничего в подобных штуках не понимаю, и то глаз отвести не мог. Похожими на реальность я бы их не назвал, но они были живыми. У каждого — свой характер. Глядишь на пейзаж или рожу намалеванную — а они тебе истории рассказывают. Посмотришь на картинку светлую — на душе легко. На темную — как камнем придавило. Одним словом, у Олли был, как бы сказать… дар. С возрастом он мог раскрыться и нарисовать что-то великое.
— Мог и не раскрыться, — осторожно ввернула Лили.
— Олли не такой, — возразил Деррик с неожиданным ожесточением. — Он упрямый был! Уж если задастся целью, так добьется своего. А я ничего не умел, да и не учился особо. Работал на ферме, причем хуже всех. То меня солнечный удар хватит, то спину надорву, хотя другие парни нагрузят себя сильнее — и ничего. Словом, я ни на что не гожусь.
Слушая его, Лили даже на время забыла про свои обиды, одиночество и холод, от которого едва спасала шаль. Деррик впервые выглядел не просто взволнованным, а каким-то озлобленным. Его губы сжались в бледную полоску; от обычного Деррика с серым туманом в глазах не осталось и следа. Он не жалел себя и не ждал сочувствия — он себя ненавидел.
— Так почему же Олли умер, а я остался жив? — спросил он с тихим отчаянием в голосе. — Почему не я?
Лили вздрогнула. Какие страшные слова! Словно она заглянула туда, куда не следовало, и теперь не могла справиться с чернотой, хлынувшей наружу. Прежде такие люди ей не попадались. Многие страдали от чувства вины, но — всерьез желать умереть вместо кого-то? Сама Лили ни разу не допустила мысли, что должна была умереть вместо ребенка. Какая тут связь? Ее смерть не помогла бы ему родиться. Смерть Деррика тоже не спасла бы его брата.
Впрочем, может, все это — просто слова.
— Тебе нужно отдохнуть, — заявила Лили, желая поскорей сменить тему. — Давай переночуем здесь, а завтра решим, что нам делать. И ты не обязан ничего мне рассказывать и объяснять. Разве для тебя так важно, что я о тебе думаю?
— Извини. Наверное, мне нужно было выговориться, — пробормотал Деррик и закрыл лицо руками.
Заплакал, что ли? Лили беспомощно покраснела. Что делать? Может, Деррик просто в такой позе отдохнуть решил. Спросить напрямик — бестактно. Да и какой парень захочет, чтобы девушка видела его слезы? Это же позор несусветный.
Решив сделать вид, что ничего не заподозрила, Лили тоже улеглась, подтянула колени к груди, плотнее закуталась в шаль. Сон не шел. События дня смешались в одно сумбурное пятно, из которого время от времени вычленялись отдельные образы: письмо, пожар, побег. Страх. Злость. Неопределенность.
Мелкий дождь почти не доставал до тела, путаясь в полумертвых листьях дерева, что укрыло беглецов, но ветер пробирал до костей. Деррик, должно быть, тоже мерз. А ведь именно из-за Лили он ослаб и остался без теплых вещей. Может, он и справился с Безликой болезнью, но заработать простуду или даже воспаление легких в подобных условиях ничего не стоило.
Одолжить ему шаль, что ли? Лили стянула ее с плеча, сразу вздрогнула и вернула на место. Нет, слишком холодно. Глупо отдавать одежду другому, когда можешь простудиться сам.
А если обнять его? Тогда им обоим стало бы теплей. Лили осторожно придвинулась ближе. Привыкшие к темноте глаза ясно различали, как Деррик дрожит. А вдруг это от рыданий? Лили смутилась. Нельзя молча нарушать чужое личное пространство, а спросить разрешения почему-то не поворачивался язык.
— Э… Ты спишь? — поинтересовалась она наконец. Наверное, самый глупый вопрос из возможных в подобной ситуации.
Деррик сонно мотнул головой:
— Нет. Холодно. Жалею, что костер разводить побоялся, а теперь уж слишком темно и сыро.
— А если мы заболеем?
— Значит, так суждено.
— А можно мне… — Лили запнулась. В ней боролись две сущности: рациональная, не желающая, чтобы кто-то из них простудился, и женская, даже девичья — напуганная и злая на весь мужской род; причем последняя до одури раздражала первую.
Деррик каким-то образом угадал ее желание, улыбнулся и раскрыл объятия.
— Не бойся, я тебя не обижу, — сказал он. — Даже если бы захотел, не смог бы, ха-ха.
— Стыдоба какая! — Лили фыркнула и улеглась рядом. На душе сразу стало легко. — Ты зачем такие вещи про себя рассказываешь, простак несчастный! Больно мне надо знать, что ты там можешь или не можешь.
— Очевидно, ты хотела знать, — возразил Деррик. — Дай мне еще хотя бы пару дней на восстановление, потом можешь бояться.
— Ты вовсе не страшный, — пробормотала Лили. — Несмотря на то, что я не могу тебя понять.
Она говорила правду. Да, ей доводилось и с Джейком так лежать, но объятие Деррика странным образом отличалось, а потому не вызывало ни опасений, ни отвращения. Оно казалось легче и осторожней.
Вернулось странное чувство, будто они давно знакомы. Сколько раз во сне она уже обнимала его? Тогда от него пахло так же — сыростью и прелой листвой.
«Я словно и не просыпалась», — подумала она, прежде чем теплое дыхание Деррика убаюкало ее.
***
— За что?
Лили очнулась, услышав, как кто-то выкрикнул эти слова. Обрывки невнятного видения мигом рассеялись, а подробности вчерашней ночи — восстановились в памяти. Они с Дерриком заснули в обнимку, было очень холодно… Стоп, а почему она на ногах?
— Ты что, спала? — спросил Деррик с не меньшим удивлением, когда Лили ошарашенно уставилась на него. — Ты спала?!
— Я, я… Не знаю, только что проснулась! — Она так и села, где стояла. — Что-то случилось?
— Ну да, случилось! Ты меня палкой — со всей дури! Отыскала же где-то такое бревно.
И только тогда Лили заметила, что Деррик держится за многострадальную руку, снова красную от крови, а рядом действительно валяется суковатая палка. Ударила его? Да как так? И прямо как в недавнем сне? От одной мысли о возможной связи между событиями Лили покрылась холодным потом. Да что за бред невозможный? Никогда прежде приступов лунатизма за ней не отмечалось.
— Честное слово, я не знаю, как так вышло…
— Ну ты даешь, Лили! — Деррик нервно рассмеялся. — А-а-а, больно-то как… Хорошо хоть, не по голове.
Но если бы тот сон сбылся в точности — если бы она не очнулась прежде времени? — может, и до головы бы дошло? Лили зажмурилась. Прочь, прочь из головы, странные мысли!
— И-извини! Я вовсе не хотела тебя бить.
Это катастрофа. Теперь-то он уж точно не пойдет с ней, даже если им по пути. Кто станет связываться с девкой, которая лупит тебя, пока ты спишь, а потом еще говорит, что сама не знает, как так вышло? Дичь невероятная. Да что там — Лили ведь и правда не знала, как так вышло, и теперь всерьез себя боялась. Вот только вылезти из себя и убежать куда подальше у нее возможности не было. А жаль.
— Лишь бы не сломала мне руку своей дурацкой палкой. Но вроде бы не сломала, — Деррик заулыбался и поднялся на ноги, покачиваясь. Лили немедля поддержала его за плечи.
Наверное, она разревелась бы, скажи он еще хоть слово о произошедшем, но он только на секунду взглянул на нее — пристально, а потом словно разом все забыл. Даже намокшую повязку не озаботился сменить — просто надел сверху куртку, морщась от боли, и напустил на себя беспечный вид.
— А тут растет что-нибудь съедобное? — спросил он, видимо, поняв, что сама Лили не в состоянии отвлечься от случившегося. — Голодать мне не привыкать, но что-то голова сильно кружится. Чувствую, далеко не уйду.
Лили встрепенулась: ей предоставился шанс загладить вину.
— Я сейчас нарву чего-нибудь, — пообещала она, — а ты пока отдыхай.
Она сорвалась с места раньше, чем Деррик успел возразить, и бросила ему шаль на прощание. Пусть погреется, а за свой проступок можно и померзнуть.
Если бы только холод выветривал из головы все лишнее. Лили чувствовала, что внутри растет ком невнятных эмоций и ощущений, которые она уже не могла объять и осознать, — слишком их много скопилось. Ей бы остановиться, прийти в себя, но вместо этого надо бежать, бросаться вслепую в неизвестность и принимать решения — впервые самостоятельно. Хотелось отыскать надежное плечо рядом с собой, но стоило Лили по привычке потянуться к образу Джейка, возникавшему в голове, как сердце начинало болеть, а сама она словно терялась в пустоте; срывалась в пропасть.