— Ну а если ошибешься — что будет? Если выйдешь замуж не за мужчину из сна, продолжая твой пример?
— Трудно сказать. Зависит еще от того, для какой цели тебя «раскололи». Насколько я знаю, «насылать» сны про конкретных людей вообще очень трудно, возможны ошибки. Поэтому такие детализированные проклятия стараются не накладывать. Если только накладывает не тот самый мужик, мечтающий жениться на тебе. Уж конечно, ему нужно, чтобы он самолично к тебе в сон и пролез. Но ведь есть куда менее сложные способы тебя добиться, — и Деррик рассмеялся.
— Значит, если сон велит мне, скажем, собирать яблоки с тобой, то важно в нем не то, что я делаю это с тобой, а то, что я собираю яблоки?
— Именно. Твои действия, а не твоя «жертва». Но, — и Деррик предостерегающе поднял палец, — если ночь за ночью ты собираешь яблоки вместе со мной, то закрыть глаза на этот факт никак нельзя. Ты должна найти, узнать меня и собрать уже со мной эти чертовы яблоки. Чем больше деталей перескакивает из сна в сон, тем больше правил тебе придется соблюсти, чтобы избавиться от проклятия.
— Но… Возможно ли, что… Возможна ли неверная трактовка… — Лили запнулась. В голове крутилось так много вопросов, что она не знала, с какого начать.
Даже если проклятия существуют и действенны, зачем кому-то ее «раскалывать»? И кто мог такое сотворить с ней? И как точно понять, «расколота» ли она, есть ли способ поставить диагноз? И существует ли связь между подобной инфернальщиной и ночной лунатической выходкой? Кажется, она как раз перечеркивала проклятие, ведь Деррик ясно сказал — выбор делается осознанно. Сам Деррик как главный герой «предопределенного будущего» тоже перечеркивал проклятие — прежде они не были знакомы, а значит, он и сниться Лили не мог. Да и зачем вообще кому-то впихивать в ее подсознание Деррика? Стараться, рисковать — чего ради? Или тут кроется та самая ошибка, о которой он упомянул? Лили должна убить кого-то другого, но по досадной случайности его место занял Деррик? Да и он ли это вообще? Но он сам посоветовал слушать сердце, а с их первой встречи Лили отождествила его с парнем из снов, не задумываясь. Узнала сразу. И если в таких делах нужно доверять интуиции, то сомневаться не в чем.
Стоило ли вообще засыпать Деррика вопросами, на которые он наверняка не знал ответов? Слишком явный интерес к теме мог оттолкнуть его от Лили. Не нужно забывать, что он рядом с ней каким-то чудом, по невыясненным причинам. А в том случае, если она действительно «расколота», его не следовало упускать из виду: как же ей иначе избавиться от проклятия, не убив Деррика.
Лили вздрогнула. Как легко подобная мысль закралась ей в голову! Не шуткой, даже не туманным предположением, а возможным пунктом из списка дел на завтра. Рутинный круг обязанностей. Не забыть принести воду. Приготовить обед. Убить Деррика.
Но почему бы действительно не попробовать разыграть с ним сцену из сна? Если Лили не «расколота», никакого вреда не будет. А если «расколота», ей все равно рано или поздно придется… Что придется?
Да что с ней такое?
— Смотри! — Деррик резко дернул ее за рукав, отвлекая от хаотичных танцев тьмы внутри.
Лили оглянулась, и сердце забилось радостно и быстро. По дороге, на которой они уже отчаялись кого-то увидеть, катилась телега с единственной впряженной клячей. Возница, по всей видимости, дремал, надвинув капюшон и широкополую шляпу на глаза. То и дело телега подпрыгивала на колдобинах, и тогда ее хозяин будто на секунду просыпался, поводил широкими плечами и снова впадал в забытье.
— Это наш шанс! — воскликнула Лили. — Сейчас мы попросим его подвезти нас.
— Именно, — поддакнул Деррик и встал посреди дороги.
— Дурень, лучше тебе не лезть и помалкивать! — Она схватила его за рукав. — Твой ужасный акцент только отпугнет…
— О, привет! — окликнул их возница голосом, знакомым до отвращения.
В первую секунду Лили застыла на месте, разинув рот, но затем мигом пришла в себя и пихнула Деррика в плечо:
— Бежим!
Им не посчастливилось встретить Эда Брауна, явно решившего направить заразные стопы в город. Слишком рано Лили решила, что они в безопасности. Как же ей не пришло в голову, что даже если серые расстались с идеей найти беглецов, то кто-то из них наверняка захочет уехать, сбежать? Пусть это и не главная дорога, но почему бы и не выбрать ее, она даже короче. Единственный недостаток — не вымощена. И если Лили ее знала, то почему бы ее не знать и соседям?
Лили могла бы еще долго корить себя, но сложно заниматься самобичеванием, когда удираешь со всех ног. Почти сразу закружилась голова — вот что значит не завтракать — ноги не слушались, заплетались. Каким-то чудом Лили удалось добежать до спасительной чащи и даже углубиться в нее, но ненадолго. Развевавшаяся шаль зацепилась за ветку дерева, башмак натолкнулся на торчавшую из земли корягу и слетел с ноги, после чего Лили напоролась ступней на что-то острое, охнула и свалилась на землю.
— Черт… — Собрав остатки сил, она поднялась, осмотрелась.
И не обнаружила рядом ни души.
Конечно, здорово, что Эд Браун не стал за ними гнаться — а может, ему до них давно уже и дела нет? — но куда подевался Деррик? Лили хотела окликнуть его, но испугалась, что Эд услышит и передумает оставлять их в покое. Вероятнее всего, Деррик побежал в другую сторону, что очень благоразумно: врагу пришлось бы терять время на то, чтобы решить, кого преследовать.
В таком случае надо просто немного подождать. Деррик поплутает и вскоре тоже поймет, что опасность миновала. И они снова найдут друг друга. Им уже никак нельзя порознь.
Лили отыскала поблизости поваленный ствол и уселась. Первым делом вытащила щепку из ступни и, морщась, натянула башмак. Не занести бы инфекцию. Затем со вздохом изучила дыру, грозившую распустить шаль. Скорей бы уже добраться до цивилизации и найти приличную теплую одежду.
На этом насущные заботы кончились, а время потянулось медленней и тревожней. Лили почувствовала острый приступ тоски. Удивительно, как Деррик умудрялся скрашивать ее одиночество, просто находясь рядом. Он не шутил, не подбадривал ее, да и разговор по душам у них как-то не клеился; но было в нем что-то трогательное и надежное, позволившее ей доверчиво спать в его объятиях.
Пожалуй, до сих пор Лили не воспринимала Деррика как живого человека. Она видела в нем призрака из снов, жертву «предопределенного будущего» — теперь-то она знала, как это называется; пыталась найти в нем ответы на отсутствующие вопросы, пользовалась им, задумываясь только о том, какую плату он может потребовать за услуги. В ее глазах он успел побывать бесценным целебным сосудом, воплощением отвратительного мужского естества и, наконец, бесплотным серым светом, призванным раствориться в ее тьме. Но ведь он не сосуд без души и не дух без тела. Кажется, Лили толком и не задумывалась, что у него на сердце. Вернее, если и задумывалась, то лишь в контексте собственных переживаний: почему он так похож на парня из снов, почему помог ей, возьмет ли с собой. А сам по себе — кто он? Она только и знала, что он сирота, жил на Юге, работал на ферме, любил семью, приютившую его. Простак, непрактичный дурак с добрым сердцем. А его брата звали Оливер. Младшего брата. И Оливер был художником. Рисовал живые картины. Смуглый мальчик с черными глазами. Они скрепили родство кровью.
Да про этого Оливера, пожалуй, Лили знала больше, чем про самого Деррика.
Наверное, глупо было пугаться какого-то Эда Брауна. Что он им вообще мог сделать без поддержки соседей? Даже если бы надумал навредить — их двое, а он один. Правда, они оба голодны, Деррик ранен… Точно, Деррик ранен, к тому же у него малокровие. Не мог он далеко убежать. А вдруг ему стало плохо? Вдруг он потерял сознание где-нибудь в лесу? Времени уже прошло немало, а он все не показывался и не окликал Лили.
Поднявшись с места, она двинулась обратно, в сторону дороги. Сердце норовило выскочить из груди, удушье терзало горло. Она была близка к панике. Только бы с Дерриком ничего не случилось! Пусть он найдется.
— Деррик! — крикнула она наугад и замерла, вслушиваясь в шорохи осеннего леса.