Такие случаи назвали Безликой болезнью: не только из-за подозрительной схожести с ветрянкой, но в том числе и потому, что от высыпаний, в основном поражающих лицо, внешний облик больного менялся до неузнаваемости. Газеты наперебой предлагали свои версии: от «возбудителя-хамелеона» до нового оружия, каким любая из враждебных держав начала исподволь опустошать чужие земли. «Куда смотрит правительство?», «Вакцина еще не изготовлена», «Миф или реальность?», «Безлика ли болезнь?» — весь последний месяц с первых полос не сходили подобные заголовки.
От вызванной лавиной неясных смертей истерии хотелось куда-нибудь спрятаться и не думать об эпидемии, но слухи находили Лили везде, прокрадывались в уши и хватали за сердце. Соседки делились своими версиями происходящего, невозможно глупыми, конечно; Джейк с иронией и недоверчивостью прослеживал путь болезни — от южных границ до их тихой деревеньки, беспокойно ворочающейся в предчувствии осени. Если верить написанному в газетах, эпидемия подкрадывалась все ближе, и надо бы уехать, собрать вещи и бежать, но — куда?
Лили готова была променять дом и хозяйство на любой сарай, на голую землю — лишь бы не заболеть. Она могла бы прямо сейчас птицей сорваться куда угодно; но Джейк не верил в Безликую болезнь, и его уверенность заражала, успокаивала, напитывала силой, которой у Лили никогда не водилось. Привычка слушаться его во всем помогала держаться и не впадать в панику. А может, приближала смертный час?
Джейк считал, что причина так называемой Безликой болезни заключалась в банальной антисанитарии, царящей на юге страны и приводящей к печальным последствиям. «Эти южане… Они не только безграмотны, но и совсем не моются, — утверждал он. — Неудивительно, что любая дурацкая болячка косит их сотнями». Джейк знал, что говорил: он почти поступил в медицинское училище, даже ездил на подготовительные курсы в город. К тому же ему довелось какое-то время провести на Юге, и, вернувшись, он пугал и смешил Лили рассказами о тамошних порядках: о том, как южане моют голову разве что под дождем, а значит, летом не моют совсем, и о том, как небрежна их одежда: «Все распахнуто, все наружу, и у баб тоже!»
Как и любой житель Разбитой страны, Лили знала, что Север, Юг, Центр, Восток и Запад не похожи друг на друга до такой степени, что их можно смело принять за пять разных стран и культур; но сама она никогда не попадала за пределы Центра — если точнее, то за пределы нескольких соседних деревень и единственного в округе города, собственно Центра. Соседи и знакомые тоже были привязаны к родной земле; и только ее Джейк, смелый и отважный, успел немного попутешествовать, прежде чем осесть на родине и обзавестись семьей. Он же доказывал, что Безликая болезнь не пойдет дальше Юга, «если она вообще существует».
— Я знаю, что говорю невероятно глупую вещь, — произнесла Лили, отвлекшись от раздумий и взглянув в окно, — но почему-то мне хочется, чтобы кто-нибудь сходил и проверил, увидел собственными глазами, что же там происходит — у серых. Кто-то, кому я доверяю, а не дурацкая газета.
— Тут говорится, что уже трое заболели, — усмехнулся Джейк. — Что в этом, собственно, необычного? Один заболел, за ним другие — ветрянка заразная. Какая Безликая болезнь? Я желаю им скорейшего выздоровления, но паранойя как-то неуместна здесь.
— Но также сказано, что они уже переболели ветрянкой в детстве, верно? — Лили скользнула взглядом по печатным строчкам. — Разве это не странно?
— А вот тут автор явно приврал. Иначе как он продал бы свою статью, раздувающую панику на пустом месте?
— Я тоже переболела ветрянкой в детстве.
Значит ли это, что те больные для нее не представляют угрозы? И ей можно сходить и проверить на себе, ветряная ли это оспа?
Лили вздохнула и постаралась выбросить глупые мысли из головы.
***
Полные ведра воды неприятно оттягивали плечи. Прохладный ветер играл с волосами, и Лили приходилось сердито трясти головой, смахивая лезущие в глаза беспокойные пряди, — а то руки заняты. Привычная тропинка обдавала старые башмаки брызгами грязи, а небо все хмурилось, будто мало выплакало за ночь.
У них в деревне был собственный колодец, но вода оттуда Лили совершенно не нравилась: мутная, с мерзким привкусом, такой можно драить полы или мыть тарелки, но уж никак не пить. Поэтому она сама ходила к роднику в какой-то полумиле от дома, где набирала чудесную чистую воду.
Сворачивать в сторону реки в такую погоду, да еще и с тяжелыми ведрами, было не лучшей идеей, но Лили почему-то захотелось посидеть где-нибудь в одиночестве и поразмышлять. Осторожно поставив ношу на землю, она отряхнула подол, собрала волосы и бегом пустилась забираться на холм, за которым все неслась и неслась куда-то к неведомому морю Центральная река.
Это была сердитая и своенравная дама: однажды Джейк чуть не утонул в ней, попытавшись переплыть на спор. Течение даже на мелководье сбивало с ног, и Лили редко заходила на глубину выше колена. Впрочем, сейчас соваться туда было слишком холодно.
Лили скинула башмаки, окунула их в реку, смывая налипшую грязь. Босые ступни мерзли от прикосновения к мокрой траве. По телу пробежала дрожь. Сентябрь — уже немного зябко.
— Просто чтобы не догада-ался ты… — в тот же миг разнеслось над водой, и Лили от неожиданности зачерпнула полные башмаки и едва не окунулась сама. — Как же я тоскую безжа-алостно… И как я жалею, что лишилась тебя в своем повседневном ха-аосе…
Грубоватый женский голос, нарочито громко тянущий гласные, — ничего красивого, честно говоря, хотя было ясно, что в исполнение вложено чувство. Лили знала этот голос и манеру пения.
— Маргарет! — крикнула она, вскочив на ноги.
— И как я жалею, что лишилась тебя…
— Маргарет!
— В своем повседневном… Лили?
Камыши неподалеку зашуршали, и оттуда высунулось лукавое конопатое лицо. Это действительно оказалась Маргарет — подруга Лили из Серой деревни. Она была в одной нижней рубашке и как раз выжимала мокрые рыжие волосы, заодно пытаясь вытряхнуть воду из ушей.
— Ты купалась, что ли? — поразилась Лили.
— Ага, — бодро ответила та, хотя было видно, что у нее зуб на зуб не попадал. — Ух, холодища! У-ух! Вот думала песенкой отогреться. А ты что тут делаешь?
— Так. Прогуляться захотелось.
— Ясно. А я иду мимо — дай, думаю, занырну. А вода — холодрынь, даже не ожидала! Тут мне песня вспомнилась, слышала в кино, — Маргарет, не прекращая болтать, уже успела одеться и кое-как заплести косу. — Такая трагическая девка пела и руки заламывала еще, фу-ты ну-ты. Но мотивчик ничего. Не хочешь в гости заглянуть? Ты давно у нас не бывала.
Тут Лили вспомнила утреннюю статью в газете и насмешливые слова Джейка, что все выдумка. И по телу разлилась волна спокойствия: вот же перед ней жительница той самой «обреченной деревни», вполне здоровая и свежая, поет, смеется, в гости зовет.
— У меня ведра на дороге остались… — Лили с досадой напомнила себе, что пошла за водой. — Надо дотащить до дома, а потом можно и в гости, отчего ж нет?
— Я могу помочь, — вызвалась Маргарет и бегом бросилась на холм.
Лили с улыбкой поспешила за ней. Если кто и не уступал в замечательности Джейку, так это Маргарет. Веселая, бойкая, независимая, простая — такие люди Лили нравились. Когда-то она и сама не отставала, но въевшаяся в душу после потери ребенка тоска словно запечатала дверь в прекрасный сад где-то внутри, в котором можно было беззаботно смеяться и радоваться жизни сутки напролет. В самые тяжелые дни Маргарет оставалась с подругой, помогла ей выкарабкаться и приняла с прежней теплотой новую Лили, хотя общение у них само собой как-то перестало клеиться. Не без удивления Лили отметила про себя, что действительно не была в гостях у Маргарет сто лет, а ведь когда-то и двух дней не проходило без того, чтобы они не повидались. А еще та ничего не знала о странных снах Лили якобы из прошлой жизни, хотя раньше они делились друг с другом каждой мыслью и переживанием. На долю секунды Лили испытала неловкость — будто предала чужое доверие, запершись у себя в голове.