— Что за бред! — фыркнул Деррик. — Не общайся больше с ней.
Голова раскалывалась все ощутимей, а тут еще зудел на ухо этот комар с очередными бреднями. Никак не мог спокойно заниматься чем-нибудь полезным или хотя бы безобидным.
— С тебя пример взять? — напирал Олли. — Отлично решил проблемы, сбежав от них. А в итоге мы одни ничего не знаем. Слушай, мне что-то тревожно. Ты хоть раз замечал, как соседи на тебя косятся?
— Все это происходит у тебя в голове, — отрезал Деррик, схватил его за плечи и слегка тряхнул. — Перестань. Ты только вдумайся, какую чушь наговорил. Да, соседи суеверны, но не станут же они младенцев убивать из-за придуманного проклятия. Да и нет тут никаких младенцев.
— Ты не понимаешь, — заявил Олли. — Мне кажется, тебе надо уехать. Бросай все и беги отсюда. В Центр, на Север… откуда ты там. Найди своих настоящих родителей.
— Да прекрати уже! — прикрикнул на него Деррик.
Олли вздохнул и прикусил губу.
— Так и знал, что ты не захочешь слушать. Ты ведь давно уже считаешь меня чокнутым.
У него был такой несчастный вид, что Деррик почувствовал укол вины.
— Вовсе нет, — как можно мягче возразил он, — я просто думаю, что ты заблуждаешься. Ты слишком нервный и мнительный, сам ведь знаешь, так что…
— Хорошо, хорошо, — устало бросил Олли и сложил дрожащие руки на груди. — Я не хочу с тобой ругаться, только не сейчас.
Некоторое время он мялся, как будто хотел еще что-то добавить или сделать, но потом выдохнул, принял беззаботный вид и сказал совершенно другим, веселым голосом:
— А знаешь, я решил, что больше не буду пытаться рисовать родителей.
— Правда? — Деррик уже шарил среди кухонных полотенец, думая смастерить компресс.
Пока он ковырялся, Олли успел заглянуть в спальню и вернуться с мокрой тряпкой и мольбертом. Приняв дар, Деррик с наслаждением растянулся на кухонном диване. Жизнь перестала казаться такой уж тяжелой. Краем глаза он заметил изображение на холсте: сплошь красные пятна. Снова кровь? Этого еще не хватало.
— Кажется, я понял, почему у меня не выходит воссоздать реальность, — поделился с ним Олли. — Любой мой рисунок будет что-то выражать. А жизнь не выражает ничего, кроме себя самой. Мы существуем, но это ведь ничего не значит.
— Почему бы тебе не перестать резать себя, умник? — простонал Деррик. А ведь ему на секунду показалось, что раз Олли оставил идею вернуть родителей, значит, и кровавым рисункам конец. Как наивно.
— Да ты послушай, к чему я клоню! Ты можешь, например, придумать сказку, как мы побратались, я дал тебе кровь. И пусть даже в реальности так все и было — в сказке будем уже не мы. Понимаешь? Наши слова и действия приобретут значение. Там не будет ничего лишнего, всех этих минут, которые просто текут мимо, разбирают прошлое и уносят с собой. Мы станем частью истории. — Олли перевел дыхание и торжественно добавил: — Но истории лишь прикидываются живыми. И мои рисунки о «реальности» — тоже.
— Где ты всего этого понабрался? — спросил Деррик. — Я ни слова не понял.
Вместо ответа Олли улыбнулся, будто видел перед собой умилительного несмышленыша. Видимо, другой реакции и не ожидал.
— Здесь будет ночное небо, — он кивнул на мольберт. — И океан.
А разве все это красное? Деррик потер виски и со вздохом признался:
— У меня иногда бывает чувство, что я тебя не знаю. Будто в тебе сидит другой человек. Взрослый… чужой.
— И как он тебе? — спросил Олли. Его глаза продолжали смеяться.
— Я его боюсь, — сорвалось с губ Деррика раньше, чем он успел придумать тактичный ответ.
Улыбка на лице Олли вмиг померкла, плечи опустились. Повернувшись к мольберту, он принялся занавешивать холст. Обиженным он не выглядел, скорее притихшим, но от этого было не легче. С Олли ведь нужно бережно обращаться. Любое неосторожное слово могло его задеть, а тут до него дошли страх и недоверие, да еще и от самого близкого человека. Кого угодно ранило бы. Как вообще дошло до того, что Деррик начал на нем срываться?
Наверное, Олли всегда скучно с ним. И отчасти одиноко. Ничего, поступит в академию — найдет друзей по интересам. Больше не будет липнуть и мешать. Станет приезжать по выходным, Деррик как раз успеет соскучиться. Любить на расстоянии просто. А отдаляться — еще проще.
— Слушай, я выйду покурить, — сказал он и поднялся с места. — Обдумаю твои слова на свежем воздухе.
— Рик! — Олли поймал его за руку.
— Что?
— Я… Мы… Спасибо тебе за все.
— Пожалуйста, — машинально ответил Деррик и высвободился.
Уже на выходе он обернулся, чтобы уточнить, к чему относилась благодарность, но не отыскал Олли. Должно быть, тот поволок мольберт на место. И как, спрашивается, уследить за ним? Как запретить сажать кровавые пятна на холст? Хоть няньку нанимай на то время, пока Деррик на работе. Или, может, перестать уже закрывать глаза на состояние Олли, съездить в город и найти хорошего врача? Из тех, что мозги вправляют.
Но, наверное, все не так серьезно и скоро пройдет. Олли — одинокий ребенок. Ему не хватает внимания. У него больше никого не осталось. И у Деррика тоже. Им надо быть вместе. Им никак нельзя порознь.
Рассуждая таким образом, Деррик распахнул дверь во двор, вышел и уселся на верхнюю ступеньку. Но стоило ему потянуться за сигаретами, как сзади раздался подозрительный шорох, будто кто-то прятался в тени. Деррик напрягся: вспомнил выдумки Олли про помешательство соседей. Он хотел повернуться и окликнуть гостя, но не успел. Резкая черная вспышка застлала глаза, и Деррик потерял сознание.
========== 9. Где-то ==========
Первой пришла боль, а за ней — запах дыма.
Деррик открыл глаза. Он лежал в своей комнате, за окном догорал день. Легкие были полны пепла, затылок саднило. Какое-то время Деррик тщетно пытался сообразить, что произошло: помнилось только, как Олли нес очередную высокопарную чушь и демонстрировал кровавые пятна на холсте. Что там было? Ночное небо? И океан? А потом?
По углам расселись комья темноты; Деррика качало, как на волнах. В учебниках писали, что на море они бывают высокие, даже выше, чем трехэтажный дом. Но это далеко, на Севере. Если бы Деррик жил там, то непременно увидел бы море воочию. Может, Олли потому и взялся рисовать «океан»? Хотел намекнуть на…
Где Олли?
Вопрос, сверкнувший в голове, заставил Деррика дернуться вперед, вскочить на ноги. Пол повело, словно подошла трехэтажная волна. Деррик схватился за пустоту, мазнул рукой в воздухе и упал навзничь. Кроме боли, он почувствовал раздражение: почему не вышло немедля побежать искать Олли? Но стоило собраться с силами для новой попытки, как в дверь тихонько постучали.
Деррик вздохнул с облегчением и приготовился увидеть брата, но в проеме показалась Мэри Ди. Ее лицо было черным от сажи.
— Наконец-то ты проснулся! — сказала она и подбежала к Деррику. — Идем скорей, а то уже начали без тебя.
— Что начали? Что происходит? — Он вдруг вспомнил, что кто-то ударил его по голове, и встревожился сильнее прежнего. — Это ты меня стукнула?
— Нет. Дурачок, как ты мог обо мне подумать такое? — Мэри Ди засмеялась и подала ему руку. — Я бы не стала тебя бить. Я уж испугалась, что ты не очнешься.
— Меня хотели убить?
— Наверное. Мы сейчас во всем разбираемся. Идем?
— А где Олли?
— Он уже со всеми.
Ее речь звучала убедительно, но тревожный звонок в голове Деррика никак не унимался. Он привык не доверять Мэри Ди, поэтому ее слова нисколько не ободряли. Однако сначала надо отыскать Олли. Только бы бандит, трусливо нападающий на людей сзади, не навредил ему, пока Деррик валялся без сознания. Но Мэри Ди спокойна. Знать бы еще наверняка, на чьей она стороне. Впрочем, разве в деревне война, чтобы делить соседей на чужих и своих? Но Олли что-то говорил, сыпал предостережениями. А Деррик его отругал. Как стыдно. Надо почаще прислушиваться к нему, он далеко не всегда бредит, просто порой непонятно выражается. А Деррику от усталости часто лень разбираться. Нельзя так общаться с людьми — отмахиваться, чуть только они заведут речи не для куцего ума. А с Олли надо быть особенно чутким.