Приглашение полетело в ближайший мусорный бак. И как можно было спутать? Олли никогда не изображал людей красивыми.
Невольно вспомнилась Лили. Должно быть, она сильно расстроилась. Жестоко, но ничего не поделать: расставание должно пойти ей на пользу. Разум у нее порядком затуманился. Странно, они не виделись какие-то сутки, а Лили уже казалась полузабытым лицом из далекого прошлого. Возможно, потому что Деррик никогда толком и не замечал ее в настоящем. Было жаль Лили, но никакой привязанности он не испытывал. Он мог закрыть глаза и увидеть в подробностях девушку с рисунка, похожую на нее: с кровью на губах и распахнутой чернотой глазниц. Олли назвал свою героиню убийцей, и Деррику подумалось, что нынешняя Лили похожа на нее куда больше, чем та, кого он впервые встретил в Серой деревне. Она стала слепой и безжалостной. Самоотверженная, добрая девушка, которая с риском для себя освободила его из плена, куда-то исчезла. Та Лили и мухи не обидела бы; она наивно винила Деррика в смерти старика и плакала в его объятиях в лесу. Сегодняшняя сама спокойно убила бы того старика. И Деррика, вероятно, тоже. Ее личность претерпела жуткие изменения; что ж, зато она теперь могла постоять за себя.
Какое-то время Деррик слонялся по улицам, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Собирался дождь, и это тревожило. Деррик заглянул в несколько больниц, но отовсюду его прогоняли, стоило открыть рот. Он уже начал жалеть, что выбросил адрес Ральфа. Идти было некуда. Если попробовать снять комнату на ночь, то любой мало-мальски порядочный хозяин спросит разрешение на переход границы, а непорядочный поднимет шум с порога, и вчерашнее избиение повторится. С Лили было проще. Даже если кто-то интересовался личностью ее спутника, она быстро находила объяснение.
Легче легкого принимать решения, когда сыт, согрет и терпимо себя чувствуешь. Еще утром Деррик не собирался продолжать знакомство с Ральфом, но сейчас многое отдал бы за то, чтобы вспомнить дорогу к нему. В голове сохранилось только число: двадцать с чем-то. Номер дома?
Деррик брел наугад, всматриваясь в слова и цифры на стенах, и так длилось несколько часов — пока совсем не стемнело. С улиц постепенно стали исчезать прохожие, зажигалось все больше окон, а затем все больше — гасло. Похолодало еще сильней. Ночь длилась вечность, и спустя сто лет Деррик узнал здание с номером «28». Сначала внутри мелькнула надежда, что жилище Ральфа нашлось само, но затем Деррик понял, что машинально дошел до дома, где жила мать Лили.
Он остановился в нерешительности. Разумеется, стучаться не стоило. Эти люди ему чужие. На первом этаже горел свет — кажется, там комната мальчика. Сердце сжалось, но Деррик заставил себя отвернуться и пойти дальше.
И тут хлынул дождь. Сразу и зло. Без капюшона и зонтика, одетый только в легкую куртку, Деррик быстро промок до нитки. Проклиная себя за слабость, он взглянул еще раз в сторону света в окне, и тот показался донельзя манящим и уютным.
В конце концов, можно предложить мальчику деньги или кровь — так Деррик пытался договориться с совестью, подбирая с земли горсть мелких камешков.
После того, как первый снаряд ударился в стекло, наружу высунулась взъерошенная голова мальчика. Он сразу узнал Деррика и криво усмехнулся, облокотившись на подоконник.
— Ты к моей маме?
— Нет, я к тебе.
— Правда? Тогда я сейчас.
Деррик не ожидал, что его запросто пригласят внутрь, да еще и тайком. Дверь открылась совсем бесшумно, и мальчик, приложив палец к губам, показал, где разуться и куда спрятать обувь. С Деррика текло, на полу сразу образовалась грязная лужа, но мальчик оказался вооружен шваброй. Когда со следами преступления было покончено, он провел гостя в свою комнату, заперся на защелку и повернулся к нему с озорным, заговорщическим видом.
— Я уж понял, что ты из тех, кто вечно влипает в неприятности, — поделился он шепотом соображениями о нелегкой судьбе Деррика. — Ты как дурацкий друг из книжек, которого приходится выручать главному герою.
— Тогда ты — главный герой, — сказал тот с улыбкой.
— У тебя смешной акцент. И вообще, до чего ты весь нелепый! — Мальчик был в восхищении. — Сейчас я принесу полотенце, а то ты простудишься. Взрослые спят, надо тихонько. Если они узнают, что я до сих пор не в постели, то меня здорово вздуют.
— Не беспокойся. Спасибо, что впустил меня. Я не хочу приносить неприятности.
— Пустяки! Без них скучно жить. А ты мне понравился, еще в тот день, когда пришел к нам вместе с Лили. Я сразу подумал: этот парень — просто умора. Жаль, у меня нет старшего брата.
— А у меня был младший, твой ровесник.
— Он умер?
— Да.
Мальчик только хмыкнул и выскользнул из комнаты. Деррик остался один и сразу смутился: что он тут вообще делал? Не хватало еще ребенку обо всех своих горестях рассказать. Куда уж ниже опускаться?
Не прошло и пяти минут, как мальчик вернулся с полотенцем и двумя чашками какао. Деррик разделся и принялся вытираться, стараясь не смотреть на своего благодетеля. Рука плохо слушалась, и мальчик молча пришел на помощь, чем вызвал у гостя новый приступ стыда и самобичевания.
Наконец они развесили мокрые вещи сушиться и устроились на кровати. Деррик мечтал провалиться сквозь землю или на худой конец сбежать через окно, но снаружи по-прежнему лило, а какао было горячее, сладкое и придавало сил. Он закутался в плед, а мальчик залез под одеяло.
— Слушай, ты не боишься эпидемии? — спросил Деррик.
— Нет. Мама сказала, что мы уже привиты.
— Вот как. А почему ты так легко впустил меня?
Мальчик ненадолго замялся, а потом улыбнулся:
— Я же говорю: ты мне сразу понравился. И ты тогда вступился за меня. Бывает, что дружки мамы сюсюкают со мной, но лицемерие я сразу чую. А ты был искренним. Мне кажется, ты и есть такой — нет?
— Об этом не мне судить.
Кажется, за всю жизнь Деррика так не хвалили и не жалели, как за последние два дня.
— Интересно, что сделает мама, если увидит тебя у нас, — протянул мальчик, глядя на него. — Папа сейчас дома, поэтому на ласку не рассчитывай.
— А ты не сдавай меня.
— Ни за что! Ты вообще странствуешь, да?
— Можно и так сказать.
— Уф! — Мальчик заерзал под одеялом. — Что ни день, то новые места и приключения. Я бы тоже с удовольствием из дома сбежал, но мама без меня расстроится.
— А папа?
— Не знаю. Может, вздохнет с облегчением. Он подозревает, что я не его сын.
— Как же так?
— А вот так. Никакого житья иногда с ними нет. Скорее бы окончить школу и уехать куда-нибудь. Я завидую Лили — она живет отдельно.
— А Лили завидует тебе. — Деррик усмехнулся и добавил: — А я — вам обоим.
Сразу отругав себя за несдержанность, он вдохнул поглубже и уставился на пол. Снова начались жалобы на жизнь, и кому — подростку. Лучше молчать, пока дождь не перестанет. Или поскорее сменить тему.
— Слушай, — быстро нашелся он, — а ты не мог бы оказать мне еще одну услугу? Мне надо написать письмо, а правая рука болит.
— Конечно, — мальчик оживился, соскочил с кровати и выдвинул ящик письменного стола. — Вот, у меня даже конверт есть. Диктуй.
Деррик на секунду задумался.
— Давай так: «Здравствуй, мама. Это точно ты? Мне не верится. Можно к тебе приехать? Но сначала объясни, почему ты никогда не писала мне? И почему отдала…»
— Погоди, я не успеваю, — взмолился мальчик.
— А, прости. Стой. Как же она мне что-то объяснит, ведь я не могу дать обратный адрес?
И действительно, как Деррик раньше не подумал? Если б он проторчал в Центре еще месяц-другой, то спокойно написал бы матери и ждал ответа. Пока Лили оставалась с ним и брала на себя общение с местными, это было вполне возможно. Но в нынешних обстоятельствах проще сразу отправиться на Север. В сущности, какая разница, где встречать недоверие и получать пинки? Деррик хотя бы станет действовать, а не торчать на месте. К тому же, возможно, на Севере он даже больше сойдет за «своего».