— Конечно-конечно, — заверил ее Ральф и вытолкал за дверь.
Когда шаги стихли, он шумно выдохнул и залез под диван доставать Деррика. Тот выполз навстречу со шприцем в руке.
— Ты зачем мусор собираешь? — резко спросил Ральф.
Деррик пожал плечами.
— Просто любопытно стало, откуда взялась эта штука.
— Из-под дивана, откуда ж еще? Все, давай обратно под одеяло.
Не осмелившись задать вертевшийся на языке вопрос, Деррик улегся, как и велели. Глаза сами начали закрываться.
— Тут до меня всякий сброд жил, а убираться я не любитель, — зачем-то добавил Ральф.
— А давно ты тут?
— Уж и не помню. Несколько лет.
— А родители у тебя есть?
— А как же.
— Везет тебе, — сказал Деррик. — А почему ты решил стать художником?
— Потому что я им родился.
Странно. А Деррик, похоже, никем не родился. Фермер из него вышел неважный, но он даже не задумывался о том, какое занятие ему по душе. Раньше его жизнь принадлежала Олли, и это было счастливое время. А ведь Олли тоже никогда не сомневался в своем призвании. Все творческие люди, что ли, такие?
— Ты лучше придумай, как отделаться от Маргарет и ее подружки, — вставил Ральф, нарушив ход мыслей Деррика. — Я чувствую, что они сюда еще наведаются. Конечно, я их сразу за дверь выставлю, но…
— Они могут и через окно наведаться.
— Правда? Ничего себе бабенки. — Ральф поскреб подбородок. — Но не своруют же они тебя? Хотя ты такой худой, наверное, тебя и муравей на спине утащит. Тебе надо хорошо питаться.
— Лучше мне уйти, если Лили знает, где я, — осторожно сказал Деррик. Ему не хотелось посвящать Ральфа во все тонкости отношений с Лили, хотя, возможно, после недавней пьяной исповеди тот уже знал абсолютно все.
— А чего она от тебя хочет?
— Сам не пойму.
— Мне показалось, что она влюблена в тебя, — заметил Ральф с лукавой улыбкой. — А тебе такое приходило в голову?
— Нет.
— Ха-ха-ха, бедная Лили. Ладно. Отдыхай и ни о чем не думай. — Ральф поправил ему одеяло. — Если страшные женщины влезут в окно, я их прогоню, обещаю.
Деррик невольно улыбнулся. Ему стало легко, тепло и спокойно — почти забытое состояние. Комната уплывала назад и вбок, на ее место вставала знакомая с детства обстановка — плетеный стул, комод, старое зеркало, кресло с маминой вышивкой на спинке. Деррик болел, но не опасно, и кто-то трогал его лоб приятной прохладной ладонью. Нравилось думать, что это Олли, но краем неспящего сознания Деррик чувствовал: дом — лишь видение. Зеркало разбилось, вышивка сгорела, ничего нет и возвращаться некуда.
Он поднял руку и нащупал на лбу мокрое полотенце. Рядом, спиной к нему, сидел Ральф и что-то штриховал на бумаге. Деррик окликнул его, тот повернулся — и оказался Олли. Тридцатилетним, с голубыми глазами и в очках с толстыми стеклами.
— Чего не спишь? — удивился взрослый Олли. — Хочешь предложить свою кровь? Спасибо, оставь себе.
Деррик беспомощно вздохнул.
— Не прикидывайся моим братом, — попросил он.
Достаточно он насмотрелся подобных видений, чтобы перестать принимать за чистую монету. Почему ему понравился Ральф? Потому что это добрый и отзывчивый человек. Путать живых с мертвыми неправильно. Пора перестать.
Олли раскрыл ладонь, и вместо карандаша в ней оказался использованный шприц:
— Я здесь уже несколько лет живу. Понимаешь?
— Нет, — ответил Деррик, чувствуя смутную тревогу.
— Как всегда, слишком невнимательный, — Олли вздохнул, встал и шагнул в тень. Деррик хотел рвануться за ним, но ватные конечности не позволили и пальцем пошевелить.
— Объясни, ради чего ты умер? — вытолкнул из себя Деррик, едва поднимая кирпичи-слова. — В отличие от меня, ты был талантлив.
— Может, и ты талантлив — откуда тебе знать? — ответил за Олли Ральф, и видение рассыпалось.
Похоже, все это время он сидел у изголовья Деррика и слушал горячечный бред. Даже бумага и карандаш слились воедино во сне и действительности.
— Просто ты отдал брату все, а теперь страдаешь без него, — продолжил Ральф. — Попробуй пожить для себя.
— Но зачем?
— А почему должно быть какое-то «зачем»? Жизнь не выражает ничего, кроме себя самой.
Это были слова Олли — почему их сказал Ральф? Неужели Деррик еще не проснулся? Он напрягся изо всех сил, попробовал встать с кровати — и наконец открыл глаза по-настоящему, в каморке на чердаке, которую хозяйка обещала сдать порядочным людям.
Ральфа рядом не оказалось; зато на полу скрючилась Лили и плакала навзрыд.
========== 13. В полдень ==========
До самой ночи Лили и Маргарет пытались придумать, как взять крепость Ральфа: штурмом или обманом. Первый вариант казался ненадежным, второй — излишне сложным. Обе жалели, что не умеют взламывать замки; сокрушались, что враг живет не на первом этаже и нельзя влезть через окно. Маргарет настаивала на детальной проработке плана и сотрудничестве с соседями Ральфа, но Лили не хотелось терять время на плетение интриг. Разве не лучше дождаться, когда этот мерзкий тип выйдет из дома, подкрасться сзади и хорошенько стукнуть его? Маргарет злилась, напоминала, что в последней стычке Лили проиграла Ральфу. В итоге, что бы ни предлагала одна сообщница — другая сразу бросалась ее критиковать. Задача усложнялась еще и тем, что сама улица была недружелюбно настроена к пришлым, и где-то спрятаться, тем более надолго, подругам не удалось бы.
Сошлись на том, что действовать нужно быстро и рассчитывать только на себя, а затем, после долгих споров, придумали для Маргарет роль почтальонки. Она принесет якобы заказное письмо, Ральфу придется выйти и расписаться в получении. Когда он отопрет дверь, Маргарет постарается его отвлечь, а тем временем Лили проскользнет внутрь. Так начерно выглядел план; ненадежно, но ничего лучше в голову не приходило. Осталось придумать, как задержать Ральфа и как сделать «почтальонку» неузнаваемой. Решили, что Маргарет завьет волосы и не пожалеет косметики. Когда подруги добрались до этого пункта, уже давно стемнело, поэтому прочие детали отложили на завтра, а Маргарет осталась ночевать у Лили.
Утром план казался еще абсурднее, чем накануне. С чего бы Ральф их не узнал? Каким образом его может отвлечь почтальон, да так, чтобы Лили проникла в дом? Сработало бы, будь Ральф полным идиотом. Но за неимением лучшего решили хотя бы попробовать, и после нанесения маскировки подруги выдвинулись в путь. Тайком Лили подобрала по дороге и сунула за пазуху увесистый булыжник.
Трудности начались уже на Двадцать девятой улице. Помимо извечного вопроса, кто они и что здесь вынюхивают, девушки получили сопровождающих — видных парней, предлагающих оценить удобство кровати «тут по соседству». Маргарет набычилась, Лили прибавила шагу, но и ухажеры не отставали. Наконец один схватил Лили за руку. Это был человек неопределенного возраста — с испитым лицом и впалыми глазами. Лили передернуло от омерзения. Даже если он просто забавлялся, шутка зашла слишком далеко.
— Не ломайся, — сказал он, улыбаясь. — Такого мужика еще поискать, сама увидишь.
— Не лезь, а то… — вмешалась Маргарет, но слишком поздно: Лили достала припрятанный булыжник и ударила нахала в лицо. Хлынула кровь, тот сдавленно вскрикнул и осел на землю. Похоже, у него был сломан нос: неплохо для начала.
Лили замахнулась еще раз, но Маргарет перехватила ее руку:
— Ты что, а? Ты что натворила?
Впрочем, воспитание пришлось отложить на потом. Друзья злосчастного ухажера бросились на девушек, и тем пришлось бежать что есть духу. Оправившись от первого шока, раненый принялся сыпать ругательствами на всю улицу. Кругом распахивались ставни, высовывались любопытствующие соседи. Шел шумный обмен мнениями. Кто-то схватил Лили за локоть, желая задержать, но вмиг отпустил, получив удар увесистой сумкой с «почтой» от Маргарет. Однако секунду спустя Лили сама споткнулась и упала. Колено ударилось о камень, от боли затошнило, а когда в глазах немного прояснилось, Лили увидела перед собой сразу несколько человек. Путь к отступлению был отрезан.