Нет, не нужно опускать руки. Сейчас она уйдет, а потом обязательно придумает, как снова наладить связь. Надо лишь успокоиться и не показать Джейку, что она уничтожена. Сохранить остатки гордости и хладнокровия.
— Просто чтобы не догада-ался ты, как же я тоскую безжалостно… — затянула Маргарет под нос песню из последнего виденного кинофильма, надеясь, что голос звучит беззаботно. Но он дрожал.
Помнится, точно так же Маргарет подбадривала себя перед малодушной попыткой самоубийства. Тогда было гораздо хуже, но ведь удалось выжить. А уж от разбитого сердца и подавно умереть не выйдет. Даже жалко.
Маргарет замолкла, быстро вытерла лицо и оглянулась. Джейк вышел наружу и смотрел на нее, держа руку в кармане пальто. Чего ему надо еще, насладиться напоследок чужим горем? И как же он притягателен — несмотря ни на что. Строгий и вместе с тем расслабленный. Мерзавец. Хоть бы его разорвало.
— И как я жале-ею, что лишилась тебя… — продолжила она, собравшись с силами, а затем раздался резкий хлопок, спину обожгло, воздух из груди вышибло, и Маргарет упала.
Джейк опустил револьвер и прислушался, закрыв глаза. Эхо от выстрела распластало вдали. Остался только ветер, который забирался под воротник и шумел в тростнике.
========== 14. Зеркало ==========
Если б можно было навеки остаться в пустой комнате, уткнув голову в колени и проливая слезы, Лили так и поступила бы. Маргарет перед уходом немного подбодрила ее, но радость быстро уступила место новой волне вины и стыда. Легко сказать: «Иди извиняться» — будто Лили простят. Пусть она и не убила человека, но серьезно покалечила. И теперь не получится посмотреть в глаза Деррику. Лучше незаметно сбежать.
Она подползла к двери, прильнула к замочной скважине, прислушалась. Тихо. Заснули они там все, что ли? Времени строить предположения не осталось: в любой момент Деррик может зайти в комнату. Странно, что до сих пор не зашел.
Надо лишь прошмыгнуть мимо кухни, обуться и удрать. Дело двух секунд. Лили тихонько толкнула дверь, но та открылась с рвущим душу скрипом. После такого грохота продолжать красться и прятаться не было смысла. Лили выпрямилась — и сразу столкнулась с Дерриком.
— Объясниться не хочешь? — осведомился он.
Да, в глаза ему посмотреть невозможно. Лили будто каменной глыбой придавило.
— Я не знаю, что сказать. — Ее голос прозвучал незнакомо — противно и жалко.
«Ты не должна оправдываться, — вскинулась внутри другая. — Чего ты испугалась?»
— Не знаешь? — переспросил Деррик. — Как это понимать? Ты хотя бы сожалеешь о своем поступке?
Значит, вот он какого о ней мнения? Решил, что совестью ее совсем обделили? Лили скрипнула зубами, но поднять взгляд так и не посмела; сделала вид, что рассматривает отставший от стены кусок обоев с пятнами плесени. Поганое зрелище, как раз под стать ощущениям.
— Чего тебе от меня надо? — пробормотала она. — Извинений? Какой в них смысл, если ты меня не простишь?
Деррик опешил: похоже, ее ответ прозвучал слишком нагло. Но ведь она чувствовала и стыд, и вину, так почему он не хотел заметить это? Незачем выпытывать, что у нее на душе. Обидно, когда и человеком-то не считают.
— А я думал, мне решать, кого тут прощать или нет, — вмешался в их разговор Ральф. Лили вздрогнула; он возник в дверном проеме, кутаясь в одеяло и прижимая что-то к щеке. Его лицо скрывала тень. Было ясно, что речь дается ему с трудом.
— Ложись, ты чего встал? — забеспокоился Деррик, но Ральф сразу парировал:
— Могу то же адресовать и тебе. Мы с ней сами разберемся.
— Ну уж нет. — Деррик сжал руки в кулаки, и тут Лили с удивлением заметила, что он как будто свободно владеет правой, раненой. — Все случилось из-за меня! Я виноват, что…
— Глупости! — перебил его Ральф. — Мир не крутится вокруг тебя. Что за удовольствие на себя чужую вину взваливать?
— Да ведь она за мной пришла. Это я ее к себе подпустил…
Он не успел договорить, потому что Ральф закашлялся. Деррик немедля метнулся к нему и поддержал за плечо.
Словно черный ком подступил к горлу Лили, потянулся наружу ветками-щупальцами. Тугим обручем перетянуло виски. «Ты только взгляни на них, — плевалась изнутри другая, — сущая идиллия! Этот бродяга за пару дней добился большего, чем ты за все время ваших скитаний. Чего ты стоишь? Действуй».
Лили сглотнула, протянула руку в сторону Ральфа: скорее в молящем жесте, чем угрожая. Тот стоял, опершись на Деррика, и пытался перевести дыхание. К щеке он прижимал лед, завернутый в тряпицу. Лицо, отекшее, покрытое ссадинами, было страшно. Красный след ожога отмечал нос, поднимался до виска и тянулся к уху.
Лили опустила руку и сказала чуть слышно:
— Ты будешь доносить в полицию?
«Струсила? — взбесилась другая. — Сдаешься?»
— Делать мне больше нечего, — сухо ответил Ральф.
Это прозвучало как пощечина; Лили вмиг вскинулась.
— Что, не боишься меня? — спросила она, нет, другая. — Напрасно.
— Ты всего лишь одержимая девчонка. И тебе пора домой. — Ральф кивнул в сторону выхода.
Лили будто хлестали по лицу. Другая, едва успев поднять голову, тут же съежилась. Она беспомощно взглянула на Деррика, но тот сразу отвернулся.
— Простите меня, — пробормотала она.
Ответом послужило молчание. В темноте оказалось трудно найти свои башмаки. Лили сунула ногу в первый попавшийся и почувствовала укол застарелой пыли. Это точно не ее обувь. Но рыться под чужими тяжелыми взглядами не хотелось больше ни секунды, поэтому Лили наобум натянула второй башмак и вышла, не попрощавшись.
Снаружи она заметила, что на ней мужские ботинки, к тому же оба правые. Чертыхнувшись, сбросила обувь и побрела босиком. Дождь царапал кожу, мешался с кровавыми разводами на одежде. Улица молча и покорно тонула в грязи.
Спрашивается, за что Лили выгнали? Ведь она никого не убила. Она не заслужила холодного обращения. Может, Ральф и хороший человек, но какие у него права на Деррика? Прекрасно бы и дальше жил сам по себе, малевал картинки. А вот Лили без Деррика никак не выживет, надо же понимать. Проклятый эгоист этот Ральф, и больше ничего. Хоть в петлю лезь теперь.
Да нет же, нельзя безнаказанно калечить людей. В мирное время. А сейчас закон простой — бери свое, пока не взял кто-то другой. Правила игры задает эпидемия.
Лили остановилась посреди улицы. А какая, собственно, эпидемия? Здесь, в городе, как будто все спокойно. Помнится, она ужасалась соседям, которые забыли о человечности; а сама — в кого превратилась?
Каменные стены давили на плечи. Деревья, высаженные под линейку, облетали по заданной траектории. И не было в целом свете места холоднее и бесприютней.
Лили долго бродила по улицам, и постепенно злые и обреченные мысли вытеснил озноб, а вместе с ним — противная стылость в ногах. До съемного жилья она добралась чуть живой. Первым делом хотелось набрать в таз горячей воды. Уже мечтая о тепле, Лили зажгла в комнате свет.
И сразу вздрогнула. На заправленной постели, среди вылинявших застиранных цветов, обняв подушку Деррика, лежала незнакомая девушка и болтала ногами. Волосы были убраны под косынку; платье примялось и съехало с плеча. Глаза обратились к Лили — две черные бусины.
— Извините, — сказала та, сглотнув, — если вы новая постоялица, то я еще не съехала отсюда.
— А я ждала тебя, — ответила девушка с ясным южным акцентом. Затем легко вскочила с постели, оправила платье и добавила: — Меня зовут Мэри Ди. Мое имя тебе о чем-нибудь говорит?
Лили поперхнулась воздухом. Конечно, она запомнила имя девушки, о которой Деррик отзывался с ясной горечью. Сразу всплыли в памяти его слова: «У меня нет к ним счетов. Они все мертвы».
Он ошибся?
— Ты… колдунья?
— Ох, значит, Деррик рассказывал обо мне? — На смуглом лице Мэри Ди расцвела улыбка. — Мы с ним были очень близки.
Она быстро смерила Лили взглядом, усмехнулась и добавила: