«А если ты тут помрешь, я буду винить себя. Ведь чувство вины тебе знакомо, да?» — вспомнились слова Ральфа.
— Продолжишь молчать — прострелю ему башку, — пообещал Робби. — А потом тебе.
Сглотнув, Деррик принял решение. Открыл рот, чтобы представиться, но от побоев, пыли, долгого молчания и волнения из горла вырвался лишь нечленораздельный хрип. Это было похоже на кошмарный сон, где не слушаются ни конечности, ни язык. А стоило Деррику прокашляться, как Робби, успевший записать его в инвалиды, сунул револьвер в карман и поднялся на ноги. Что-то в его обращении с бессознательной жертвой удивляло и смущало: он уложил Ральфа на пол бережно, осторожно, даже как будто нежно.
— Значит, ты правда дурень, — заключил Робби. — И давно ты с ним путаешься? Хотя кого я спрашиваю. Сейчас будем фотографироваться, иди-ка сюда, — он поманил пальцем.
Деррик, удивляясь, что его вообще позвали, подчинился и встал на фоне натянутой грязно-белой тряпки. Выбора не было: ладонь Робби оставалась на рукоятке револьвера.
— У тебя, кретина, и в голове-то наверняка не помещается, что Ральф за человек, — посетовал тот, достав из-под стола аппарат и штатив. — И он явно тебя опекает, да-да, я все заметил. Чем же ты заслужил его внимание? Может, и мне стоило умом двинуться? А ну, не моргать!
Раньше Деррик фотографировался лишь раз, и вспышка с непривычки ослепила его.
— В Академии я им восхищался, — продолжил изливать душу Робби. — И, черт побери, как же я ему завидовал! Иногда я думал сломать ему руку, только бы он перестал рисовать и унижать меня. На просмотрах выделяли его, не меня. В его работах была какая-то особая энергия. Они словно давили на тебя… Или обволакивали… Садись куда-нибудь, не стой столбом.
Деррик плюхнулся обратно на стул: дурак и есть, ни слова не понял. Робби достал пленку и теперь смотрел на него с непонятной печалью.
— Что ж, Ральф был талантлив, а я нет, но мы оба гнием в этой дыре, — заключил он.
Мягко говоря, Деррик не ожидал услышать исповедь. Теперь он окончательно запутался: так ненавидел Робби Ральфа или нет? Вероятно, угрозы изначально и не стоило воспринимать всерьез? Или стоило? Голову сломать можно. Но, кажется, Деррик поступил правильно, не отступив от роли: тонкости взаимоотношений этих двоих — явно не его ума дело, Ральфу видней.
Деррик неопределенно кашлянул и снова уставился в сторону шапки, надеясь, что выглядит как душевнобольной. Наблюдавший за ним Робби пожал плечами и отвернулся к стене. Пошарил в кармане, достал ключ, сдвинул в сторону стопку подрамников и отпер дверь в соседнюю каморку, еще более темную.
— Я пойду проявлять фотографии, — пояснил он. — Если Ральф очнется раньше, чем я вернусь, как-нибудь уж ему промычи, что дело делается. Вернусь через часик-другой.
Но стоило ему захлопнуть за собой дверь и повернуть ключ в замке, как Ральф резко сел на месте, потирая висок.
— Ха-ха, ну что за придурок, — засмеялся он. — Думал, я не слышу его излияния…
Деррик вздохнул с облегчением.
— Так ты все слышал? — зашептал он. — А если бы я назвался ему?
— Ты молодец, — Ральф похлопал его по ноге — куда дотянулся. — Правильно сориентировался.
— Не понимаю, чему ты радуешься. Нам надо бежать отсюда. Можешь меня развязать?
— Зачем же подрывать доверие? Тебя вот даже сфотографировали. Ждем результат. — Ральф спокойно вытянул ноги, оставаясь на полу.
— Я не чувствую руки, — пожаловался Деррик. — И не понимаю совсем ничего…
— Бедный ребенок. Ладно, черт с тобой, иди сюда. Правда, я мало что вижу.
Дважды повторять не пришлось: живо опустившись на колени рядом с Ральфом, Деррик сунул ему под нос узлы. Тот поморщился и взялся распутывать — медленно, неуверенно, ежесекундно щурясь.
— А что ты будешь делать, когда Робби вернется? — нетерпеливо спросил Деррик, наблюдая за его движениями. — Да не то ты дергаешь!
— Фу ты, паршивец, сам себе дергать сейчас будешь! — выругался Ральф, и в следующий момент веревки резко ослабли. Он с ожесточением сорвал их с рук Деррика и добавил: — А делать я хочу вот что. Когда я еще был при глазах, где-то на столе… — он неопределенно махнул рукой, — видел бумагу. Я хочу рисовать.
Ничего себе просьба. Деррик обомлел, даже немного разозлился на Ральфа: какого черта он чувствовал себя как дома?
— Так мы должны бежать отсюда или нет? Ты бы хоть объяснил толком, как мне себя вести!
— Что объяснять? Я уже триста раз повторил, что тебе ничего не грозит. Это ты тут мечешься.
— Но он же ударил тебя! — возразил Деррик. — И меня, между прочим, тоже.
— Ну так и ты его стукнул, нет? Найди мне бумагу и успокойся.
Проглотив дальнейшие возражения, Деррик встал и принялся шарить по столешнице. На пол с грохотом полетели ржавые железки, зашуршала пахнущая гнилью ткань. И зачем только он продолжал подыгрывать Ральфу? Добро добром, но не так уж долго они знакомы, чтобы во всем его слушаться и слепо идти за ним на поводке. Хватит с Деррика попыток Лили командовать, а тут новый хозяин выискался. Будто нельзя и самому разобраться со своей жизнью.
Но, несмотря на возмущение, он боялся подвести Ральфа, и без того пострадавшего по его вине.
Перевернув еще несколько катушек, грязных палитр и мотков пленки, он докопался до стопки относительно чистой белой бумаги. Онемевшие после веревок пальцы не слушались, и Деррик с трудом перетащил находку Ральфу. Тот ощупал ее, положил лист на колени, достал из кармана карандаш и сказал:
— Мы получим документы и смоемся, клянусь. Просто поверь мне. Твоя задача — сидеть тихо и ничего не портить. Помни: если откроешь рот, все пропало! — Он поймал и сжал руку Деррика.
Спокойнее не стало. Ладонь у Ральфа была влажная и неприятная. Захотелось оттолкнуть его. Деррик тяготился его обществом, но вместе с раздражением вмиг поднялось более старое, знакомое чувство: нежелание возиться с Олли. Ощущения наложились друг на друга, и Деррика бросило в дрожь.
— Наверное, ты думаешь, что незнакомый человек не будет ради тебя стараться? — тихо спросил Ральф.
— Да нет, — машинально ответил Деррик, жалея его. — Ты мне вовсе не чужой. Но раз уж мы хлопочем для меня, я хотел бы приносить пользу, а не торчать в углу. Будто ребенок… или идиот, как ты и сказал.
— Не обижайся. Я знаю Робби больше десяти лет. Все под контролем.
— Что-то не похоже, — усмехнулся Деррик, взглянув на Ральфа, и снова почувствовал укол жалости: тот выглядел измотанным. Что-то в нем словно съежилось и искало поддержки. Поэтому Деррик добавил: — Я даже мог бы умереть за тебя, вздумай Робби всерьез палить. Это как если б я умер за Олли. Как искупление вины.
Ральф усмехнулся краем губ:
— Ну и продешевил бы. Глаза-то раскрой, с кем имеешь дело.
Вместо теплых слов вышло, что Деррик снова наговорил лишнего. Не зная, как поправить дело, он смолчал, подобрал с пола шапку и принялся сдувать с нее пыль. Попутно сунул в карман острый кусок железа, надеясь, что этого не заметил Ральф, настаивавший на бездействии и отказе от обороны.
— Сам ведь знаешь, что жертва брата бесценна, — продолжил тот, оборвав затянувшуюся паузу. — Да и жизнь не дает вторых шансов.
— А может, я не случайно встретил Лили или тебя? — вырвалось у Деррика. — Мне все кажется, что меня куда-то ведут…
— Ты просто зациклен на Олли. А вот заметь нас — тогда поймешь, как ошибся.
Деррик оторвался от работы над шапкой и взглянул на рисунок, который Ральф ожесточенно черкал уже несколько минут кряду. Очередная бессвязная мешанина. Видимо, всему виной отсутствие очков. Помнится, и в запасных, явно слабых, он ерунду изобразил.
— Но неужели я не могу видеть… и Олли, и вас? — протянул Деррик, стараясь не смотреть на каракули. — Ты думаешь, так нельзя?
— Прежде всего тебе стоило бы разглядеть себя.