Деррик сердито засопел — слова Ральфа казались важными, но их смысл безнадежно ускользал. Истина должна быть определенной, а не размытой, как книжка стихов.
— А что нужно сделать, чтобы увидеть себя? — попробовал уточнить он. — Поехать на Север?
— Ты думаешь, если я старше и образованней, то знаю все тайны мира? — с улыбкой парировал Ральф.
— Просто вы с Олли говорите так мудрено и уверенно, словно и вправду поняли жизнь.
— Вы с Олли, ха-ха. — По тону Деррик почувствовал, что задел его. — А может, нас и нет. Есть только зеркало, в котором отражается все подряд. Но это про себя тоже нужно понять.
На рисунке четче, жирней проступали контуры: пожалуй, человеческое лицо.
— Я что-то не так сказал? — Деррик смутился. — Тебе не нравится, что я сравниваю тебя с братом?
— А не плевать ли тебе, что мне нравится? — вспылил Ральф. — Хочешь умереть за меня, но вообще-то и не за меня. Избавь от этого дерьма. Лучше бы я тебя вдохновил книги читать.
Деррик не знал, что ответить, как возразить. Что ему нравится Ральф? Больше, чем Олли? Тогда он солгал бы.
Ощущение неправильности происходящего нарастало. Он не должен сидеть здесь, ждать подложные документы, доверяться человеку с сонным взглядом и туманными речами. Хорошо, а где тогда следует быть? На Севере? В августе? В нигде?
Так они и молчали, оба погруженные в свои мысли, подозрения и обиды, пока Робби не вернулся с неизменным револьвером. Деррик торопливо спрятал руки в тень, но Робби первым делом обратил внимание отнюдь не на отсутствие веревок; он сразу подкрался к склоненному над рисунком Ральфу, заглянул ему за плечо и брезгливо спросил:
— Это что, мой портрет? Полное дерьмо, как и все, что ты малюешь. Если думаешь заплатить рисульками вместо сведений, то и не надейся.
Ральф оторвался от своего занятия.
— Жалко, что ты не оценил. — В его голосе проскользнула ирония. — Где документы?
— Не так быстро. Фотографии я сделал и проявил, теперь твоя очередь. Говори имя и адрес.
Одна, две секунды тишины. Потом Ральф сунул карандаш в карман, потянулся, расправил плечи.
— А помнишь, как мы договорились в Академии? Всегда рисовать с душой. Я вот стараюсь. Обычно вкладываю тепло, но иногда, знаешь, — он нащупал пальцем ссадину на щеке и с силой надавил, — иногда случается выражать эмоции посложнее.
Капля крови упала на рисунок, и в тот же миг Робби побледнел, позеленел; его шатнуло раз, другой. «Черт, что со мной?» — пробормотал он, схватившись за столешницу, и медленно сполз на пол. Еще некоторое время он хрипел, дергал ногами и скреб пальцами, но вскоре затих.
Ральф спокойно поднялся с места, смял рисунок. Наклонившись, забрал из рук Робби ключи. Выпрямился.
— Идем, — велел он ошеломленному Деррику. — У нас около часа, чтобы разграбить это гнездо. Я плохо вижу, так что дальше действуй ты.
Тот молча принял ключи и отпер каморку, в которую Робби уносил пленку. Оттуда пахнуло ветошью и чем-то металлическим. Бесконечные ряды коробок мешались с другим хламом, неразличимым в темноте.
— Ничего он не проявлял, конечно, — сказал Ральф, остановившись в дверях. — Найди документы, где рожа хотя бы отдаленно похожа на твою. Я знаю, они где-то тут, Робби — парень запасливый. Давай быстренько.
Деррик послушно снял первую коробку, перевернул. На ноги посыпались стопки бумаги. В следующей — то же самое. Пока он мучился, Ральф проскользнул внутрь и нащупал углубление в стене, шаря руками перед собой.
— И на что только тебе даны глаза? — спросил он с раздражением, подтолкнув Деррика, который торопливо сунул туда второй ключ.
Внутри оказался пакет, завернутый в холстину, а в нем — искомое. Деррик зажег от чадящей лампы найденную тут же свечу и принялся вглядываться в листы, испачканные печатями. Люди, старые и молодые, смуглые и рыжие, с укоризной взглянули на него с фотографий. Выдано такому-то… такой-то… с правом посещать: Север. Север, Запад, Восток. С правом посещать все регионы…
— Где он это взял? — невольно вырвалось у Деррика. — Сам сделал? Не… не украл же?
— Просто не бери в голову, — предложил Ральф.
В глаза бросился светловолосый молодой человек. Томас Уилкс. Двадцать два года. Место жительства: Центр, Пятнадцатая улица, дом три. Выдано разрешение на переход границы с правом посещать все регионы.
Умер Томас Уилкс? Или его никогда не существовало?
— Я возьму это, — сказал Деррик и забрал Томаса: разрешение и паспорт.
— Чудно. Не зря мы мучились. А вот сейчас пора бежать, — велел Ральф, схватил его за руку и потащил к выходу.
Они живо покинули тесную каморку; отперли и двери подвала, хотя с ключом Деррику пришлось повозиться: пальцы все еще плохо слушались. Он был потрясен. Дикая, абсурдная ситуация настолько ужасала, что Деррик не осмеливался осмыслить ее. Он решил не думать, не задавать вопросов — слишком боялся ответов, которые уже знал внутри себя, — но все же не смог промолчать, бросив последний взгляд на тело Робби:
— Он мертв?
— Нет, — сразу отозвался Ральф. — Он скоро проснется с головной болью и ничего не вспомнит.
— Это хорошо, — пробормотал Деррик и закрыл дверь.
Как только они выбрались наружу, Ральф привалился к стене, пытаясь отдышаться. В дневном свете он выглядел обессиленным: волосы взмокли на лбу и висках, ноги подкашивались. Подняв голову, он нашел Деррика усталыми глазами.
— Ты же понял, да? К несчастью, человек со способностью — это всего лишь я.
========== 15. Невзаимность ==========
«Любой мой рисунок, — говорил Олли, — будет что-то выражать. А жизнь не выражает ничего, кроме себя самой».
У Деррика кружилась голова.
«Мы существуем, — добавлял Олли, — но это ведь ничего не значит».
Деррик машинально переставлял ноги, не обращая внимания на мокрый холод, режущий ступни.
— Я знаю свою особенность в совершенстве, — продолжал Олли. — Я могу исцелять, могу убивать. Я не шутил, когда сказал Робби, что моя способность разрушительна.
Разве он знал кого-то с таким именем? Может, в художественной школе или на подготовительных курсах? Но он рассказывал обо всех друзьях из города. Прыгал вечером к Деррику в кровать, когда свет уже погасили, и болтал без умолку. Деррик, уставший на работе, измученный жарой, боролся со сном и раздражением. Наверное, проспал это имя. Короткое, самое обыкновенное — такое не задержится в памяти.
Как же Робби — мальчик с подготовительных курсов — заслужил предупреждение, что способность Олли разрушительна? Ведь Деррик строго-настрого велел ничего о ней не рассказывать. Он наморщил лоб — и вернулся в реальность. На него смотрели не темные глаза Олли, а голубые — его же, взрослого-которого-нет. Мир перевернулся, встал на дыбы, встряхнулся и застыл.
— Поначалу мне было трудно контролировать себя, — объяснял Ральф, — и это могло кончиться прескверно. Я бросил серьезные занятия рисованием из-за страха оказаться на виду.
Он словно ухватился за возможность выговориться. Они тащились по смурной улице, притихшей в послеобеденном сне, и Ральфа слушали лишь дремлющие на обочине пьяницы и беспокойно вспархивающие птицы. А он будто захлебывался в самом себе.
— И ты столько времени жил и ни разу не попался? — просипел Деррик. — Тому же Робби, который знает тебя десять лет?
— Бедняга. Боюсь, это у него не первая травма головы. — Ральф споткнулся, покачнулся и тяжело оперся о него. — Ох, я совсем вымотался.
— А ведь ты ему нравишься… — пробормотал Деррик, вспомнив прочувствованную речь Робби.
— Да, я знаю, — невозмутимо отозвался Ральф. — Он неплохой парень, но больно уж скользкий. Ну да все мы тут — отбросы.
Он замолчал, тяжело дыша. До дома было еще далеко; Деррик начал сомневаться, что они вообще смогут добраться.
— Я понимаю, почему ты прячешься, — сказал он. — Но ты не думал о том, чтобы приносить пользу людям? Может, как-то подпольно, чтоб власти тебя не сцапали. Ведь эпидемия…
— Какое мне дело до эпидемии? Ты меня за альтруиста принял?