Дерек шагнул к ней; она не шевельнулась. Руки и ноги будто налились свинцом. Не осталось и следа от легкости, с которой она лупила Эдди по голове, толкала Деррика, избивала Ральфа. Если сейчас так действовало проклятие, то что могло быть нелогичнее? Разве она не должна жаждать крови жертвы из предопределенного будущего?
— Допустим, я тоже тебя не знаю и не люблю, — сказал Дерек. — Но тебе не кажется, что нам стоило бы попробовать? Пообщаться. Я думал об этом. Мне очень одиноко… И, кажется, тебе тоже?
Он взглянул на нее — прямо и просто.
— Даже если мама плохо обращается с тобой, — отозвалась Лили, — твоя ситуация и близко не похожа на мою. И родственник в твоем лице мне не нужен.
— К кому ты тогда пришла? Я ведь… — Он запнулся, вздернул подбородок — вот-вот зарыдает. — Я ведь решил, что ты хотела пообщаться со мной…
Он, хозяин положения, мальчишка, у которого было все, — мялся перед ней, замарашкой с улицы и преступницей. Что-то горячее кольнуло сердце.
— Хорошо, — согласилась Лили и ссутулилась, растеряв остатки решимости. — Хочешь знать, зачем я пришла? Я скажу. Допустим, есть человек, которого ты любишь. И есть человек, которого ты должен убить. Но ты не хочешь его убивать… а хочешь убивать того, кого любишь. Или нет? — Она схватилась за голову. — Я запуталась… Не знаю, что делать. Я хочу стать собой.
— Так у тебя с головой что-то? — простодушно спросил Дерек.
— Вроде того, — Лили беспомощно улыбнулась.
— А папины бумаги для чего?
— Ну… мне нужны деньги.
— Для убийства?
— Нет. Оно бесплатное. А деньги нужны для лечения головы. Чтобы я не стала преступницей. — Она и сама не понимала, зачем все объясняет, но слова лились легко, будто и не предназначались ни для кого иного. — Сегодня один человек обещал мне помочь, если я их достану. И время дал до завтра.
— Он довольно жестокий, раз поставил такие условия, — сказал Дерек.
— Да. Думаю, он меня ненавидит. Но, наверное, попытаться стоит? Ведь я ни за что не хочу становиться убийцей.
Лили ощутила, что улыбается совсем не к месту, но ничего не смогла с собой поделать: нервы были натянуты до предела.
— Дикая история, — рассудил Дерек. — И, кстати, денег тут нет. Подожди секунду.
Он поставил чашку на стол, развернулся и убежал. Лили удивленно воззрилась на содержимое — кофе со сливками. Еще один укол ранил сердце, но оставаться в кабинете и жалеть мальчишку в ее планы точно не входило. Одно из двух: либо удовлетвориться найденным документом и бежать без денег, либо убить Дерека и разом избавиться как от проклятия, так и от помехи в поисках. Если бы не слабость и мягкотелость, опутавшая ее после недавнего столкновения с Ральфом, она бы не колебалась. Но что-то внутри смешалось и помутилось: другая была напугана и не смела постоять за себя, как должно.
Дрожа всем телом, она схватила с книжной полки статуэтку — навострившего уши зайца. Взвесила в руке. Довольно внушительный зверь. Если ударить им со всей силы по голове, должно сработать.
Послышалось шлепанье босых ног по полу, и Лили торопливо завела ладонь с зайцем за спину. Едва завидев Дерека, она приготовилась замахнуться, но тут же замерла.
Он принес свою копилку.
— Вот, возьми. — Он протянул Лили петушка. — Я собирал на горный велосипед, но тебе нужнее.
Лили медленно и аккуратно поставила статуэтку на стол. Вытерла руку о юбку и взяла копилку. Петушок был теплым и тяжелым.
— Не знаю, сколько хочет тот человек, — добавил Дерек, — но, надеюсь, этого хва…
Он не договорил, потому что Лили толкнула его плечом и пулей выскочила из кабинета. Уже в прихожей, сорвав пальто со стены вместе с крючком, не попадая в рукава, она вышибла дверь и вылетела наружу.
Кажется, Дерек что-то кричал вслед, но она не слышала, да и не пыталась разобрать. Она бежала по улице, прижимая копилку к груди, и рыдала, рыдала без конца.
========== 16. Север ==========
Соседи по купе — ученые, ехавшие на конференцию, — обсуждали вечернюю газету, эпидемию и коллег, пили чай, наконец, храпели — и все это время Лили молча лежала на расстеленной полке, подложив руки под остриженную голову, непривычно легкую.
Одежду ей одолжил Ральф: несвежую до желтизны рубашку, свитер и штаны, которые пришлось подвязать веревкой. Но вышло неплохо — Лили нужны были вещи побольше, чтобы скрыть бедра и грудь. И лучше не знать, на какой помойке Ральф отыскал барахлишко явно не своего размера.
Выехали в полдень. При проверке документов у всех троих проблем не возникло, но в один вагон с Дерриком и Ральфом Лили не попала. Те решили взять сидячие места — подешевле, а ее отправили в купе. Понимая свое шаткое положение, она не смела протестовать. Они даже не приняли ее деньги, предпочтя выжать последние капли из окончательно растаявших сбережений Деррика. Кроме того, Ральф успел добыть небольшую сумму у какого-то Робби. Стоило этому имени всплыть по дороге на вокзал, как Деррик почему-то разозлился и стал обвинять Ральфа в воровстве. Тот заявил, что честно продал самое ценное — пальто. Деррик усомнился в желании Робби покупать «распоследнюю рвань»; к тому же Ральф умудрился не только сплавить «рвань», но и получить новое пальто, в котором теперь утопал. Услышав, что нагло пользуется чужой симпатией, он в долгу не остался: мигом припомнил Деррику эгоистичную просьбу помочь Лили. Словом, оба прекрасно ладили: болтали, не замечая ее, легко перебрасывались фразами, понятными только двоим. Но Лили не роптала. Главное, что ее взяли на Север, не прогнали, не унизили. Можно начать все сначала.
Когда поезд тронулся, Лили попробовала пробраться в вагон к друзьям, но там оказалось так тесно, что она бестолково постояла в проходе, заваленном вещами, никого не отыскала и побрела к себе.
Ехать пришлось шестнадцать часов. До самого захода солнца Лили смотрела в окно: на пустыри, деревеньки, поблекшие леса и спокойные полотна рек. Потом легла и стала разглядывать тени на потолке. Колеса стучали убаюкивающе, но Лили не могла заснуть всю ночь — не шли даже кошмары. От одиночества, тревоги за будущее и мыслей о копилке Дерека на душе было погано.
Утром Лили еле вытолкнула себя из вагона, помятая и изможденная. Едва не заблудилась, пытаясь выбраться с платформы на улицу — из лабиринта надписей, стрелок и табло. Из-за усталости волнение почти не ощущалось; Лили ступила на незнакомую землю как во сне. В легкие ворвался колкий сырой воздух. Небо стелилось низко над головой. Дорога от вокзала бежала далеко вниз и обрывалась в бесцветной пустоте.
Север представлялся Лили совсем не таким. С детства она привыкла воображать коптящие трубы заводов, грязный снег, людей с суровыми и больными лицами; шум, гарь, постылый бег времени. Вокруг и правда хватало движения, особенно если сравнивать с Серой деревней — на одном только вокзале людей было больше, чем собиралось на Празднике Лета. Но после Центра Север казался маленьким, тихим и озябшим: горбатые крыши малоэтажных домов, ни одной трубы окрест, а снег — звеняще белый.
— Как спалось? — послышался голос Деррика позади Лили. Он подошел, незаметный в приезжей суете, обмотанный чужим шарфом до самого носа. Его глаза оказались цвета северного неба.
— Не очень, — призналась она. — Без тебя было одиноко.
— А без меня? — вмешался Ральф, как всегда, не вовремя. Лили невольно сморщилась: надежда, что он помер за ночь, разом угасла.
— Мы тоже плохо спали. — Деррик потянулся, расправляя плечи. — Сидя не очень-то сподручно.
— Но у него на коленях ничего, — бодро добавил Ральф. Почему-то захотелось дать ему зуботычину. — В любом случае денег снимать угол и высыпаться у нас нет, так что…
— Пойдем сразу искать маму! — подхватил Деррик, полез в карман и достал клочок бумаги, в котором Лили с содроганием узнала подложное объявление в газете.
Нет, разумеется, она помнила, почему Деррик собирался на Север, да и сама пыталась растормошить его под тем же предлогом. Но внутри жила надежда — жалкий самообман, — что поездку затеял именно Ральф, с личной целью, а Деррик просто присоединился. И объявление потерял, и адрес забыл — ведь он рассеянный, не помнит вчерашний день. Но его глаза сейчас так сияли, а щеки — от мороза или от энтузиазма — так рдели, что Лили стало тошно.