По счетам, разумеется, платил Фробифишер. В конце концов, это была его мания — всю жизнь жить с шестнадцатилетней.
Седеющий джентльмен — и юная черноволосая богиня красоты. На всех приемах, на всех торжествах и церемониях, по всему земному шару. Семь лет подряд. Сам Фробифишер старел — вполне естественным образом, не быстро, но неотвратимо Его седая грива становилась все роскошнее, а в чертах лица явственно проглядывало сходство с лордом Пальмерстоном. И с каждым годом контраст между ним и великолепной нимфеткой все больше оттенял его величие и ее совершенство. Собственно, к этому он и стремился. Дана нисколько не заблуждалась на его счет — Фробифишер не любил ее, поскольку вряд ли вообще был способен на подобные чувства. Просто она работала на его имидж, и, пока это себя оправдывало, Фробифишер оплачивал счета за ревитализацию, равно как и кучу других счетов. Но, с другой стороны, для того, чтобы и дальше оправдывать его ожидания, ревитализацию приходилось делать ужасно часто. И с каждой последующей процедурой шансы Даны пополнить ряды тех, кто заплатил за свое тщеславие непомерно большую цену, росли медленно, но неотвратимо.
За одной из зеркальных панелей прятался ионный душ. Дана, еще не до конца привыкшая к новому телу, осторожно крутилась под невидимыми струями, щекочущими гладкую, чувствительную кожу. Надо бы уговорить Фробифишера съездить на недельку в его поместье на Ангуиле — там, купаясь в прозрачных до самого дна водах Жемчужной лагуны, она быстро придет в себя. Там тихо и можно вволю наесться настоящих фруктов, а не полусинтетического желе, которое теперь подают даже в дорогих ресторанах. Там веселые мулаты, готовые молиться на Фробифишера за то, что их не коснулась карающая длань Белого Возрождения, жарят на угольях настоящих поросят и варят вкуснейшую рыбную похлебку. Там ласковые волны шлифуют пляжи из ослепительно белого песка, и солнце, едва не шипя, садится в полыхающее расплавленным металлом лоно океана. Там отступают дурные мысли и душа сладко замирает на пороге почти неземного блаженства и покоя…
Ангуила.
Последний раз они были там почти год назад — как раз после шестой ревитализации. А ведь раньше выбираться на Ангуилу удавалось куда чаще.
Конечно, весь последний год Фробифишер был чудовищно занят. Заканчивалось строительство Стены, партия Белого Возрождения спешно проводила через Совет Наций все новые и новые поправки к Закону об изоляции, поверженная, но не уничтоженная оппозиция оставалась реальной угрозой величайшему в истории проекту. Фробифишер перемещался с невероятной скоростью — утром выступал на сессии Совета Наций в Нью-Йорке, обедал с лидерами Нового Апартеида в Йоханнесбурге, затем вновь обедал (солнце двигалось в другом направлении) с японским премьером, совершал стремительный бросок в Новую Зеландию, наконец проводил закрытое заседание “Клуба 12” в Квебеке — и все это в течение календарных суток. При таком графике не до отдыха на коралловых островах.
Дана шагнула на теплую матовую панель сбоку от душа. Повеял сухой ароматный ветер, словно мягкой большой ладонью растрепал великолепные черные волосы Даны. Кожа ее пропитывалась запахами — едва уловимыми, но кружившими голову. Впрочем, не ей — молекулярный состав феромонов, впитывавшихся в ее тело, был подобран так, чтобы оказывать воздействие на особей мужского пола — привлекать их, заставлять сходить с ума от желания, подчинять ее воле. Хотя применение наиболее сильных ароматических комбинаций было запрещено, Дана подозревала, что некоторые ее подруги ухитрялись обходить запрет — во всяком случае, иногда их мужья и партнеры становились на удивление покладистыми. Но на Фробифишера никакие запахи не действовали — можно было подумать, что ему в детстве ампутировали все обонятельные рецепторы. В то время, как все прочие мужики, независимо от расы, возраста и обремененности семейными узами, хищно раздувая ноздри, смотрели на Дану, как на кувшин с водой посреди пустыни, Фроби-фишер оставался бесстрастным и преисполненным чувства собственного достоинства. Настоящий джентльмен до мозга костей. Потомок отцов-пилигримов с “Мэйфлауэра”.
Дану это, в общем, устраивало. Когда ты точно знаешь, что от тебя нужно твоему боссу, жизнь становится гораздо легче. Никакой игры в любовь, никакой фальши. Вечная молодость — раз; превосходные деловые качества — два; сексуальные услуги высшей пробы — три. В постели Фробифишер был не по возрасту активен, хотя вполне традиционен — разве что с небольшим уклоном в S&M, причем скорее в S. Если Дане удавалось чем-нибудь его удивить, он выплачивал ей премию — как правило, пять процентов от месячного оклада. Нельзя сказать, чтобы это случалось часто, но Дана старалась.
“А потребую-ка я у него вместо премии Ангуилу, — подумала Дана — Я даже знаю, чем придется расплачиваться, и, честно говоря, эта перспектива ничуть меня не радует, но, похоже, другого шанса вырваться на острова в ближайшее время не будет. Он всегда хотел меня сразу после ревитализации — не потому, что чувствовал сексуальное желание, а потому, что знал, как это больно. Как лишаться девственности, говорят все, но на самом деле это больнее”. Внутри все еще новое, неостывшее, каждое прикосновение причиняет боль, как при открытой ране. Но именно это, похоже, Фробифишера и заводило. Пусть же получит то, чего ему всегда так хотелось, — прекрасную шестнадцатилетнюю девственную Дану прямиком с операционного стола. “Пусть мне будет больно, в конце концов по сравнению с фэйсмейкером это почти что и не боль. Зато я получу Ангуилу”.
Она выскочила из сушилки, подхватила валявшуюся на стерильнейшем полу пушистую тогу из меха ламы, небрежно обернула вокруг бедер и, толкнув зеркальную панель, оказалась в соседнем зале. Там, в элегантном шкафу слоновой кости, висели ее наряды — еще утром, собираясь на ревитализацию, она была в восторге от них, но теперь все эти платья и шифоны казались ей безнадежно устаревшими. Надо будет по пути заглянуть к Аль-гари, подумала Дана, сюрприз для Фробифишера должен быть хорошо подготовлен…
Быстро натянув полупрозрачные брючки и строгую приталенную блузку — неброский наряд девушки из третьеразрядного офиса, — она секунду помедлила, выбирая обувь. У Альгари можно было купить умопомрачительные босоножки с меняющей форму и высоту подъема платформой, поэтому сейчас выбор сводился лишь к тому, что не жалко оставить в бутике. Но именно в эту секунду, застав Дану врасплох у раскрытой дверцы шкафа, над потолком зала прокатился гулкий стон бронзового гонга. Забыв об обуви, Дана повернулась к противоположной стене, на которой зажегся муаровый овал видеофона. На мгновение ей показалось, что это Фробифишер звонит, чтобы поинтересоваться, как прошла операция, — предположение совершенно невероятное, если учесть его викторианское высокомерие, — но это была лишь старая обезьянка Голдблюм.