С шелестом разошлись хромированные дверцы лифта, и ас-Сабах с полковником вошли. Роль лифтера здесь, разумеется, выполнял гвардеец — близнец тех, что стояли в холле, — такой же огромный и с таким же гранитным подбородком. Он вскинул руку к фуражке, Бейли коротко кивнул ему, и лифт, помедлив секунду, рухнул куда-то вниз.
“Ты приближаешься к вратам ада, — повторял про себя ас-Сабах, — будь же спокоен и тверд, ибо Аллах не оставит тебя в своей милости…”
“Я не знаю, куда тебе предстоит попасть, Тамим, — сказал ему король. — Когда Совет Семи собирался в Хьюстоне, это обычно происходило в здании, называемом Башней Финча, еще-с тех пор, когда он был губернатором Техаса. Но сейчас речь идет не о встрече Совета. Поэтому я не могу сказать, где именно ты окажешься. На всякий случай готовься к тому, что тебе придется спуститься в ад”.
Он знал, подумал ас-Сабах, но если знал, почему не поделился своим знанием со мной ? Ведь это разрушает образ, я все больше выскальзываю из оболочки Хасана ибн-Сауда Четвертого и становлюсь собой — маленьким испуганным мастером импер-сонации… Нет, я не должен так думать… я не должен бояться… дух мой крепок и благословение всевышнего надо мною… Гордость и слава династии не дают мне права испытывать страх, ибо что такое адское пламя для неукротимого воина Аллаха…
Лифт замедлил движение, бешеное биение сердца постепенно успокаивалось. Великан-гвардеец перехватил автомат левой рукой, взял “на караул”. Кабина остановилась.
Ас-Сабах и Бейли вышли в помещение, залитое колючим светом кварцевых ламп Охраны здесь уже не было, но ощущение ее незримого присутствия только усилилось.
— Я подожду вас здесь, Ваше Величество, — Тамиму показалось, что он расслышал в голосе полковника нотку явного облегчения, — а вас попрошу пройти в дверь налево. — Бейли взглянул на часы. — Пророк примет вас через две минуты.
— Благодарю, полковник, — сказал ас-Сабах и, не глядя более на своего провожатого, шагнул к указанной двери.
Когда дверь бесшумно закрылась за ним, отрезав его от полковника, лифта, гвардейцев — вообще от всего мира, человек, бывший одновременно Хасаном ибн-Саудом, королем Аравийским, и Тамимом ас-Сабахом, имперсонатором фата-морган из квартала Аль-Завахия, понял, что действительно попал в ад.
Сначала он увидел глаза. Огромные, словно у совы, с размытой, почти бесцветной радужкой и удлиненными зрачками Глаза пристально смотрели на него из-за какой-то зеленоватой завесы, и ас-Сабах не сразу понял, что перед ним стекло или, во всяком случае, прозрачная перегородка.
Потом он увидел все остальное.
Комната, в которой находился ас-Сабах, едва ли превосходила размерами кабину лифта. Из мебели в ней имелось только привинченное к полу белое пластиковое кресло, выглядевшее позаимствованным с ближайшей автобусной остановки. Всю противоположную стену занимало огромное окно.
Мощная рама из пузырчатой биостали обрамляла толстое, преломлявшее свет стекло, отгораживавшее комнату от гигантского — метров двадцать в глубину, — заполненного плотной зеленоватой жидкостью аквариума. Оттуда, из аквариума, глядели на ас-Сабаха огромные, лишенные ресниц глаза.
Минуту он стоял, пытаясь справиться с шоком. Разумеется, что-то такое он (та его часть, которая была Хасаном ибн-Саудом) слышал и раньше — смутные слухи, сплетни, туманные разговоры в Совете Семи. Но, во-первых, никто ничего не знал наверняка, а во-вторых, оставалась еще личность Тамима ас-Сабаха, и вот она-то испытала наибольшее потрясение.
В зеленоватой жидкости по ту сторону стекла плавал, лениво перебирая то ли культяпками рук, то ли белесоватыми плавниками, обрубок человека Преломляющий эффект не давал разглядеть его целиком, да и жидкость была мутновата, но ас-Сабах мог поклясться, что ног у человека нет, а куцее бледное туловище сплющено книзу наподобие плоского китового хвоста. Неприятнее же всего выглядела на этом изуродованном теле почти нормальная человеческая голова — абсолютно безволосая, с кожистыми складками на затылке, с огромными распахнутыми глазами, но все же несомненно человеческая. Ас-Сабах увидел прижавшееся к стеклу лицо, туго натянутую на лбу, лоснящуюся, как у тюленя, кожу, шевелящиеся бескровные губы — и, чувствуя, как пропускает удары сердце, услышал голос жуткого существа:
— Приветствую тебя, сын Мохаммеда. Не стой столбом, садись в кресло…
Голос доносился из упрятанных в стены динамиков и благодаря системе стереоэффекта обрушивался на ас-Сабаха со всех сторон, в том числе и снизу. Звучный, сильный и уверенный голос опытного проповедника. Совсем не такой, каким могло бы говорить плавающее в зеленом киселе чудовище.
Ас-Сабах, прилагавший неимоверные усилия к тому, чтобы удерживаться в образе короля ибн-Сауда, не торопясь обошел кресло и с достоинством в него опустился. Сидеть было жестко и неудобно — очевидно, именно для подобного эффекта такое кресло здесь и поставили.
— Мир тебе, Иеремия, пророк господа, — произнес король Аравийский.
Существо за стеклом смотрело на него огромными глазами, будто стараясь заглянуть в душу.
— Много лет, — проговорило оно наконец. — Много, много лет… Когда мы виделись с тобой в последний раз, Хасан? В сорок пятом году?
— В июне сорок пятого, — подтвердил ас-Сабах. — Перед твоей роковой поездкой в Куала-Лумпур.
“Двенадцатого июня мы виделись на Совете Семи, — рассказывал ему ибн-Сауд. — Но не в Америке, а на Мальте. В те годы Иеремия любил разъезжать по свету, всюду произносил свои речи, собирал толпы фанатичных поклонников и поклонниц.. Это его в конце концов и погубило…”
— Что, Хасан, не думал увидеть меня снова? — Существо искривило бледные мягкие губы в отвратительном подобии улыбки. — Не верил слухам о том, что я выжил? Ну и зря, сын Мохаммеда. Господь не оставил меня, хоть я и прошел через неописуемые страдания, превзойдя их мерой самого Иова. Кое-кто из Совета видел меня в этом обличье… а теперь пришло и твое время. Как тебе нравится мое новое тело, Хасан? Это все чудо-доктор Танака, японский кудесник. Наши доктора ни к черту не годятся, полгода держали меня в полной неподвижности, беспомощного, похожего на мумию… Но милость господня не знает границ, и в час, когда я уже готов был отчаяться, он послал мне желтую обезьяну Танаку. Знаешь, Хасан, если бы я узнал о том, чем он занимается в своем институте, раньше… строить бы ему сейчас Великую Стену, подносить камешки. Но вышло так, что попущением божьим он появился именно тогда, когдая нуждался в нем.