— Нелёгкое и бесперспективное. Это возможно, но требует столько усилий, что ту же самую энергию и те же силы можно пустить на боевую магию намного более высокой степени поражения. Но молодой человек явно не учёл, что моя основная специализация — пространственные системы.
— Так вы направили его чары по каким-то особым пространственным путям. Вот оно что!
— Вроде того. Тут важнее всего правильно рассчитать расстояние и время выхода, но — опыт мне в помощь. — Обернувшись, она слегка улыбнулась ему. Там, над кромкой защиты, противник госпожи Гвелледан исчез в переливах магических помех. — Поднимайте защиту, Эрбелль! Не будем мальчика добивать.
— Если это вообще понадобится, — проворчал Всеслав. — И что вы кому доказали?
— Думаю, те, кто может, сделают вывод.
Женщина слегка отодвинулась от Ильи, и он только тогда обратил внимание, что по-прежнему полуобнимает её руками, да ещё и тянется губами к мочке её уха, выглядывающего из-под аккуратно уложенной причёски. В этот миг юношу смутно посетило ощущение, что он поступает как-то не так в отношении Мирним. Подобная мысль не могла радовать, да и вообще в этот миг задумываться ему не хотелось категорически. Он хотел лишь, чтоб всё как-нибудь шло так, как идёт, а вопросы и проблемы — вот было бы замечательно! — обошли бы его стороной.
Хотя некоторые мысли и соображения, не оформленные в намерения, едва-едва обретающие форму образов, уже беспокоили его. И в этой ситуации то, чего он больше всего хотел, не осознавая природы этого желания, оказывалось значительнее, чем любые логические доводы. Первично было устремление, а доводы, которые он мог привести себе, оправдывая, почему именно так готов поступить, — вторичны.
— Датчики работают? — осведомилась госпожа директор, прерывая неловкую паузу, повисшую над крышей.
— Всё отвечает, — заверил её Фредел, не поднимая глаз от экрана ноутбука. — Даже в той части, по которой пришёлся основной удар.
— В таком случае, господа, за работу. Мы с вами, Фредел, остаёмся здесь и растим наш ориор, а остальные — исправлять любой ущерб, который уже мог быть нанесён системе.
— Молодого человека оставляем здесь? — спросил учитель системной магии, кивая на Илью.
Женщина взглянула на него, и что-то в её лице почти неразличимо дрогнуло.
— Я думаю, Илья уже оказал нам большую помощь в том, в чём смог. Давайте его отпустим поработать с остальными ребятами. К тому же урок алгебры так и не был завершён. Всеслав, не сочтите за труд, пожалуйста, отыскать госпожу Оринет и попросить её подняться к нам с Фределом.
— Конечно! — Мастер был галантен как никогда.
Юноша посмотрел на леди Уин Нуар с укором, но она этого уже увидеть не могла, потому что повернулась спиной, глядя в экран ноутбука, где учитель-системщик взялся показывать ей что-то очень важное. Чудесное наваждение, захватившее Илью теперь, как тогда, во время создания скинтиля, словно бы заставило его и госпожу Гвелледан протянуть друг другу руки, а теперь она держалась с ним так, словно он был всего лишь одним из множества её учеников.
Но убедительного предлога, почему он мог бы задержаться здесь, у Ильи не нашлось, и он послушно поплёлся к входу на чердак. В здании его пробил жар, пришлось стянуть куртку и шапку, и, свернув одежду, юноша рассеянно поплёлся в столовую — там ему предстояли обед и указания мастера, следует ли ученикам старшей ступени вернуться на урок алгебры или отправиться восстанавливать разрушенное в ходе боя.
Выяснилось, что без школьников учителя вполне обойдутся.
Остаток дня у Ильи прошёл у глубокой задумчивости. На протяжении всего остатка дня он почти не сталкивался с Мирним, ни разу не оставался с ней наедине, и по поводу этого испытывал даже какое-то облегчение. И дело было не в том, что ему хотелось разобраться в себе, а в том, что совсем не хотелось разбираться.
Может быть, именно из-за этого состояния, а может, благодаря общему настрою и многодневной углублённости в вопросы своего Дара поздно ночью, уже переходя в туманное состояние полусна, когда перестаёшь понимать, чувствовать и расставлять вехи в пространстве и времени, он ощутил приближающееся видение.
С ним это было впервые — обычно юноша лишь постфактум осознавал, что на самом деле происходило с ним, и вспоминал, что из увиденного отложилось в памяти. Знакомые чувства, знакомые образы, предваряющие голоса и смутную догадку, что где-то там ведётся разговор, который будет ему интересен, заставили Илью сосредоточиться. Но не так, как сосредотачиваются над задачей или в медитации, а по-особому, что вернее было бы назвать рассредоточением. Юноша внезапно осознал, нет, даже почувствовал, как именно надо себя вести — опыт наконец-то взял верх над рассудком там, где рассудок не мог помочь.
— Что ты делаешь, Гвел? Зачем? Ты не видишь, какими глазами он на тебя смотрит? Не понимаешь, как сама смотришь на него?
— Ты же знаешь, я помню, что именно происходит и почему. Я не потеряю голову.
— А со стороны всё выглядит совсем иначе. Совсем иначе, заметь!
— Ты мне не веришь, Орин?
— Верю. Но даже если принять во внимание мою веру в твой здравый смысл — уверенности в мальчике тут вообще никакой быть не может. Ну какая тут может быть уверенность? Он же подросток! Он именно в том возрасте, когда они так восприимчивы ко всему, что можно принять за влюблённость! Какой стойкости ты ждёшь от него? Да и какая тут может быть стойкость? Юные, ощутив желание, бросаются добиваться того, чего хотят, не задумываясь, почему, зачем, как… Он уже сейчас верит, что любит тебя!
— У него есть девушка.
— И что?
— Мирним — очень красивая девочка. И совсем юная. Даже по виду я гожусь Илье в матери, что уж говорить о реальном возрасте. Кого он выберет, как ты думаешь?
— Он выберет того, в кого, по собственной убеждённости, будет влюблён. Когда таких, как он, останавливал возраст? Ты ещё очень красива, Гвел.
— Спасибо, Орин.
— «Спасибо» тут ни при чём. Это правда. Если уж сравнивать, то молоденькой девчонке ты при своей опытности, при своих знаниях — я уж молчу о твоём неподражаемом стиле — дашь не одну фору. А знатность? Титул — это ведь так романтично. А твоя слава? Да он вполне естественно тянется к тебе, как мотылёк — к лампе! Ты для него — воплощение всего чудесного, всего увлекательного, всего романтичного и блестящего в нашем мире!
Женщина, сидевшая в кресле, лишь устало взмахнула рукой с бледным пятном ожога на кисти.
— Хорошо, ты меня убедила. Согласна. Чего же ты от меня хочешь? Только прямо.
— Ты утверждаешь, что сама не увлечена, и понимаешь, что это за чувство и откуда это всё берётся?
— Именно так.
— В таком случае докажи это.
— Хорошо, я больше не позову его и не буду провоцировать наши встречи.
— Нет! Наоборот! Ты должна продолжить работать с ним, но при этом дать ему понять, что ничего между вами нет и быть не может. Не сказать, а показать. В этом возрасте они ещё инстинктивны, должным образом продемонстрированных знаков и твоей собственной убеждённости должно хватить.
— Орин…
— Это необходимо. Как угодно! Упирай хоть на то, что ты знатна, а он плебей, хоть на то, что ты — знаменитый маг, а он ещё никто и звать никак — всё равно!
— Если б это было так просто… — вздохнула женщина.
— Так ты всё-таки не уверена в себе!
— Я уверена в себе. И не путаю Эйтарда и Илью. Хотя что-то общее в них есть…
— Как в любых двух мужчинах. Не дури. Мужчины похожи хотя бы тем, что они мужчины. А у этих ещё и одинаковый магический Дар.
— Да, наверное…
— Так ты обещаешь мне? Сделай так, иначе ты сломаешь жизнь мальчику, а заодно и себе. Ты это понимаешь?..
«Сломать жизнь? Мне? — удивился он, открывая глаза. — Я — мальчик? Впрочем, госпоже Оринет простительно. Интересно, сколько ей лет»…
Откуда-то взялась уверенность, что второй была именно госпожа Оринет. Тон голоса, может быть, манера разговаривать? О чём они говорили? Ерунда какая-то.