— Понимаю. Хоть и с трудом. Зачем тебе замена? Лучше уж тогда ничего.
— Я это сама понимаю. И не собираюсь поощрять ни свои, ни его чувства. Дело-то не в этом, а в том, что, хотя прошло уже двести лет, всё остаётся по-прежнему. Когда я это осознала, я и тебя поняла лучше.
Госпожа Элейна усмехнулась.
— Гарде. Будь внимательней, пожалуйста. Если ты проигрываешь даже мне…
— Не сердись на меня, прошу. Поверь, я сожалею…
— Оставь. Я и сама давно должна была пересмотреть кое-какие взгляды на жизнь. Немыслимо, в самом деле, оставаться в своих оценках в позапрошлом веке.
— Нам и нашему кругу это простительно — все мы живём по большей части в прошлом. Смотри сама — господин Инген чрезвычайно настойчиво пытается вернуть наш мир на двести лет назад, и это у многих находит одобрение.
— Талантливый он шутник. Но если уж оценивать ситуацию с точки зрения законов и традиций двухсотлетней давности, то у мальчика побольше прав получается, чем у нашего аристократа.
Несколько мгновений леди Уин Нуар колебалась, куда ставить ладью, потом опустила её на доску.
— Ты знаешь, что у молодого человека находится Хамингия?
Краска сбежала с лица госпожи Элейны — это было видно даже в скудном свете походной лампы.
— Что? Что ты сказала?.. Подлинная?!
— Именно так.
— Откуда она у него?!
Госпожа Гвелледан развела руками.
— Из Варреса. Из дереликта… Да-да, младшая ветвь Дома Аовер.
— Можно было догадаться, — пробормотала женщина. Казалось, она была близка к обмороку. — Однако… Я была уверена, что основную роль в этом деле сыграл Дом Инген.
— Никто не знает наверняка, кто принимал участие в самом похищении. Может, и Ингены. Возможно, Аоверы-младшие просто приняли Хамингию на хранение.
— Может быть… — Краска вернулась на лицо леди Шаидар. — В любом случае это не так уж важно теперь… Значит, мальчик стал обладателем знака… Подлинного…
— Его подлинность я могу засвидетельствовать. Да и ты, полагаю, если бы увидела — узнала бы.
— Конечно. — Улыбка коснулась её губ. — Это ещё один аргумент в его пользу. Господин Инген об этом знает?
— Разумеется, нет. И ты, я надеюсь, будешь молчать.
— Само собой. Кто из наших, помимо тебя и меня, ещё знает?
— Господин Даро.
— Ну да, это всё равно что никто. Никто лучше него не умеет молчать… Вот, значит, как… Ну с Аоверами-младшими мне уже не поговорить. Старшие тут, конечно, ни при чём.
Госпожа Гвелледан смотрела, не веря.
— Неужели ты до сих пор думаешь о том, как отомстить?
— А что мне оставалось? Да и этого тоже не осталось, потому что ты не права. Я и сама поняла, что месть, даже свершись она, ничего для меня не изменит. Да и не только для меня. Ушло это время, упущено.
— Ты именно поэтому отказалась спускаться к Истоку в последний раз?
— Поэтому, — нехотя произнесла женщина. — Только местью я и могла жить, а это неправильно. Не стоит жить ради этого. А если не ради этого, то ради чего?
— Тебе со священником следовало этот вопрос обговорить.
— Говорила. Он убеждал меня, что именно мне-то и следует спуститься к Истоку. Чтобы было время понять, найти, и всё такое.
— И?
— Знаешь, это ведь только я, по большому счёту, могу сказать, способна ли я на такие серьёзные изменения. Нет, не способна. Поверь, я себя знаю лучше, чем кто-нибудь. Я не хочу это длить. Тяжело.
— Жаль, — с трудом выговорила леди Уин Нуар. — Очень жаль.
— Если такие слова мне говоришь ты, так это что-нибудь да значит, — рассмеялась госпожа Элейна. Рассмеялась легко, искренне, развеивая напряженное ощущение трагедии, сгустившееся под сводом шатра. — Шах.
— Не шах, а мат, — подумав, возразила директор школы Уинхалла. — Ты великолепно играешь.
— Нет. Это ты слишком много отвлекаешься. — Женщина аккуратно сложила фигуры обратно в коробку. Ненадолго соперница положила ладонь на её руку. — Ну что — мир?
— А как иначе…
Илья потихоньку повернулся на другой бок и заснул.
ГЛАВА 8
Он только на другой день смог мыслями вернуться к услышанному разговору и обдумать его заново. К собственному удивлению, он вдруг поймал себя на мысли, что одержимость образом госпожи Гвелледан больше его не угнетает. Это было шоком — не узнать, а понять, что в действительности любят не тебя, лишь какую-то часть тебя, напоминающую о погибшем возлюбленном. Однако шок воспринимался скорее как нечто благодетельное. Странно, увлечённость аристократкой из древнего рода Оборотного мира показалась вдруг подобием болезни, от которой не было сил выздоравливать, а сейчас вдруг появилось желание.
Вместе с сожалением о тех чувствах, которые теперь приходилось оставлять в прошлом, — чувствах пронзительно-сладостных, пробирающих до глубины души и при всей своей противоречивости дарящих ощущение полной жизни, — пришло облегчение. Не было больше неприятной раздвоенности между двумя женщинами, одна из которых была близка душе и по-дружески дорога, а вторая будила какие-то глубинные пространства чувств. Была строгая определённость — есть Мирним, которая лучше всех на свете просто потому, что она — это она, есть то, к чему он привык и с чем сжился.
Есть Мирним, которой нужно было как-то объяснить факт своей помолвки и будущего брака с дочкой господина Даро. Эта мысль узлом скрутила его тело — думать об этом оказалось невыносимо трудно. Но нужно.
Всё утро до того момента, как на окраине лагеря, выросшего в снежной пустыне за считаные часы и даже обзавёдшегося худо-бедно накатанными из камней и снега валами, приземлились виверны, которые привезли из Даро школьниц из Уинхалла и пару дополнительных отрядов, Илья ходил хмурый. Его позвал Всеслав — встречать Мирним и Машу, а потом всем вместе идти к походному госпиталю спрашивать про Санджифа.
Дочка учительницы истории кинулась на шею юноши с такой порывистостью, что он едва устоял на ногах.
— Привет!.. Слушай, мне говорили, что тебя едва не убили!
— Я-то при чём? Это Сафа чуть не убили, а я так… Рядом валялся.
— Это же был лорд Инген, да?! Он ведь мог тебя убить. Запросто!
— Да ему не убить меня надо, а захватить. Разные вещи. Пока ему это требуется, я в относительной безопасности.
— Рассказывай! А если он отчается и решит просто убрать тебя как опасного соперника?!
— Как Санджиф? — негромко спросила Маша. — Что говорят?
— Говорят, всё будет нормально. Не волнуйся. Но к нему нельзя пока. Он ещё в себя не пришёл.
— Как думаешь, меня пустят за ним ухаживать?
— Не представляю.
— Пришёл он в себя, пришёл, — хмуро возразил, подходя, Всеслав. — Его состояние оказалось намного лучше, чем предполагали. Не встаёт, конечно, но в сознании. Вас к нему пустят. Ненадолго.
— А что предполагается дальше? — понизив голос, осведомился Илья. — Как там с военными действиями?
— Войска господина Ингена отступили. По законам стратегии сейчас предполагается развивать и закреплять успех. Так что лагерь временный. Надеюсь, скоро будет перенесён.
— А ещё того лучше, если штаб будет размещён в одном из замков Варреса, — важно вставил Беджар. — Тогда и лагерь будет неподалёку, а это горячая пища всегда и стационарный госпиталь.
— Существуют ещё законы маскировки, молодой человек. Так демаскировать штаб, мягко говоря, неразумно. Да вам пока не на что жаловаться — вашему другу вполне хватило походной операционной, и кормят вас горячей пищей два раза в день… Ладно, осматривайтесь, только не разбегайтесь. После полудня я приду и поставлю вас на работу. Лишних рук в армии нет.
Время вдруг взяло с места и понеслось вперёд с такой прытью, какой Илья прежде даже не подозревал за ним. В круговороте событий, по большей части связанных с работой по лагерю, магической или самой обыкновенной, физической, ребята едва успевали выкроить минут по двадцать на торопливый обед, а потом как-то незаметно наступала ночь, и им разрешали свалиться на расстеленных кое-как матрасах в одном из больших шатров и спать. В этой ситуации не то чтобы обстоятельно поговорить — просто перекинуться парой фраз наедине было невозможно.