— Брат Риккардо, слышали ли вы перед битвой Голос? — я выделил последнее слово интонацией.
— У меня тысячи вопросов, сеньор, но я смиренно принимаю мир таким, каков он есть. Кто я такой, чтобы судить о промысле Божьем?
— Хуан, спроси его о прошлом разе, — горячо попросила меня Хехехчин, после того как я в очередной раз перевёл наши слова. — Этот воин упомянул, что не первый раз явственно слышал Божью волю. Причем сказал, что слышал её последний раз за много лет до сегодняшнего дня. Но как это может быть, если мы были избраны лишь несколько недель тому назад? Неужели мы не были первыми?
— Действительно, — я задумался, вспоминая ранее сказанное. — Возможно, он имел в виду нечто иное? Но спросить действительно стоит.
Я озвучил просьбу принцессы, и теперь задуматься пришлось тамплиеру. Впрочем, колебался он не долго.
— Думаю, я могу вам рассказать эту историю. Почему бы и нет? У нас её знают многие, но всё-таки это не то, что я хотел бы выставлять напоказ. И называть имена и своё происхождение я не буду. И прошу вас не рассказывать её направо и налево.
Мы с Хехехчин согласно кивнули, и брат Риккардо заговорил.
Интерлюдия. Краткая история тамплиера, рассказанная им самим
— Я родился в Италии, в довольно знатной семье, знаменитой в тех краях. К тому же был первенцем, что делало меня наследником. По желанию родителей прошёл полагающееся лицу моего статуса обучение языкам, наукам и командованию людьми. Спустя положенные сроки я стал рыцарем, мирским, конечно, но богатство и власть не пошли мне на пользу. К счастью, нагрешить действительно серьёзно я не успел, но устыдившись уже содеянного, в память о Деве Марии решил совершить паломничество в Святую Землю, в силу молодости не понимая в полной мере опасности такого путешествия и не слушая ничьих советов. Прямо же запрещать мне такое путешествие никто не стал.
В море я заболел, да так сильно, что уже не чаял увидеть берег. Случилось так, что на том корабле по каким-то делам своего ордена плыл тамплиер, полноправный рыцарь. Будучи монахом, он сам подошёл ко мне, дабы отпустить грехи, которые я мог успеть совершить с последней исповеди. Я исповедался ему и рассказал о своей мечте увидеть землю, по которой ступала нога Спасителя, которой мне уже не суждено увидеть, и попросил, когда я умру, возложить на моё тело хотя бы крест. Вскоре я испустил дух, и он, движимый милосердием, накрыл меня своей старой белой орденской туникой с алым крестом.
Когда корабль прибыл в Тир, то всё имущество умерших в пути паломников забрали в казну, как того требует закон, а тела отдали для похорон. Но меня не закопали, так как гробовщики заметили, что я ещё жив. А поскольку моё тело было накрыто орденской коттой, то они решили, что я храмовник, приплывший из Европы для защиты Святой Земли, и отнесли меня в тампль.
Я долго пробыл в забытье, но Богоматерь не оставила меня и я всё-таки выздоровел. К тамплиерам, как вы сами понимаете, меня принесли без вещей и денег, голого и нищего. И я даже не мог обвинить кого-либо в их утрате, ведь навряд ли тело для похорон выдали рабам вместе с доспехами, оружием и кошелём. Долгое время я не мог говорить от слабости, а когда окреп, и гадал, что со мной будет, ко мне зашёл капеллан и передал распоряжение капитула убыть в Акру. Мне выдали деньги, кольчугу, шлем, оружие, боевого коня, письмо магистру… и практически вытолкнули за дверь, понукая срочностью дела. Ни с кем из командиров мне даже увидеться не довелось, чтобы объясниться. Ну, я и поехал в смятении туда, куда меня послали, рассудив, что так хочет Бог. К тому же, я ведь и планировал прибыть в Акру, а без средств к существованию мне некуда было больше идти.
В окрестностях тогда было жарко. Впрочем, как и всегда. Так что нового «брата» быстро приняли в оборот. В послании, как оказалось, было не только донесение, но и пара строк обо мне. Так что никто не задавал вопросов о том, кто я такой. Меня лишь спросили, смогу ли я принять командование над наёмниками. Я уже ничему не удивлялся, и ответил, что смогу. И меня назначили на должность туркополье в монастырь (так называлось полевое войско тамплиеров; примечание автора). Во всём происходящем со мной столь явственно ощущался Божий промысел, что я принял решение смириться и положиться на столь недвусмысленно выраженную Её волю.