Потом к нам заглянул один из моих арабов, сообщивший, что меня спрашивает какой-то туркопол со священником-езидом, освобождённым из тюркского плена. Я несколько удивился, что за священник такой, но всё разъяснилось очень просто. В шатёр вошёл человек типично сарацинской внешности, в чёрном одеянии, подпоясанном слегка запачкавшимся алым поясом и чалме черного цвета. На шее у него висела тонкая верёвка, которую я сначала принял за ожерелье. Но он представился факиром, и пробудившееся знание богословия подсказало, что это именно верёвка, называемая «тока Йазид», символизирующая петлю виселицы, которая должна всё время предостерегать своего владельца от совершения греховного поступка. А факир — это езидский монах, ухаживающий за могилами, и не исполняющий более никаких других обрядов. Как оказалось, он проживал в разорённом селении, на которое мы наткнулись накануне, и желал узнать о судьбе соплеменников и где мы оставили их тела, чтобы он мог найти их и захоронить сообразно принятой у его народа вере.
Потом мы все пошли смотреть на освобождённый полон. Я — потому что меня попросили помочь больному ребёнку, Мэрион и Хехехчин — чтобы помочь другим нуждающимся в помощи лекаря, а тамплиеры последовали за нами, чтобы своими глазами посмотреть на чудо исцеления, о котором ранее лишь слышали. Много времени оказание помощи не заняло, и мы продолжили разговор, договариваясь о сопровождении пленных тюрков, лошадей, прочего скота и иной добычи. Туркополье любезно согласился помочь с этим, ничего не попросив в качестве платы. По пожертвованию милостыни наёмникам договорились, что либо я привезу её в тампль, либо предупрежу, чтобы Дом прислал брата её забрать. Пригоршня серебра — это две соединённые «ковшиком» горсти, то есть не мало. Более тридцати пригоршней серебряных монет — изрядный вес, который лучше везти на телеге.
А потом мы расстались, так как уже давно стемнело. Тамплиеры ушли к себе, а мы ещё долго возились с конями при свете луны и факелов, накладывая лубки и зашивая раны.
Остаток ночи спали как убитые. А с первыми лучами солнца нас разбудили, так как пора было собираться в путь.
— Господин, вчера я нашёл божественную карту.
Я оторвал руки от неуверенно стоящего на трёх ногах коня, грустно косившего на меня слезящимся глазом, и повернул голову в сторону подошедшего телохранителя. Как там его, Хезал, кажется.
— Это ведь уже второй подобный трофей, найденный вами? Что тут сказать? Бог благоволит нам, а тебе просто повезло. Как я уже говорил, у любого человека, получившего посвящение, и убившего своего противника соответствующим оружием, появляется шанс на божественную награду. Так гласят Правила. Иногда их ещё называют Заветом, поскольку даны Богом, но в данном случае они не указывают на то, как надо жить, а объясняют суть вещей.
— Я помню, — подошедший ко мне воин задумчиво поскрёб пятернёй в затылке, — но дело в том, что эта карта не висела в воздухе, а просто лежала на земле.
— Вот как? — я покрутил в руке протянутый предмет, — «владение верховой ездой», с почти полным наполнением, надо же. — Любопытно. А где именно ты её нашёл?
Разбирательство оказалось недолгим и развеяло мои подозрения. Карту Хезал нашёл на месте, где сражался я сам. Разумеется, она не могла быть моим трофеем, незаметно выпавшим с убитого противника. А вот трофеем Глэйса — запросто. Причём он вполне мог её коснуться, руководствуясь инстинктом, но после того как карта проявилась в воздухе и упала на землю, подобрать её, по понятным причинам, не смог. Да и вряд ли ему это было интересно, тем более в бою. По большому счёту, я могу смело заявить на неё свои права, как хозяин коня. Но есть ли в таком действии смысл? Что случилось доподлинно, мы не знаем, а зачем мне шепотки за спиной? Тем более по столь мелкому поводу. Не умнее ли повести себя иначе?
— Можешь оставить её себе, как награду от меня. Скорее всего, она является добычей моего коня, но поскольку подобрать её он не мог, то она осталась валяться в пыли. А раз я ничего не заметил, то это законная добыча того, кто её нашёл. Таково моё решение. Если пожелаешь, то можешь обменять её у меня на какую-нибудь другую карту, равного ранга и наполнения. Подумай, какой навык ты хочешь получить: знание языка и письменности, владения оружием или нечто иное. Или ты можешь попросить у меня несколько пустых учебных карт. Если твоё желание не будет чем-то чрезмерным, то я его исполню.
Телохранитель молча склонился в полупоклоне, не сумев скрыть своей радости. Ничего удивительного, ведь для него это не является незначительной милостью. Простому воину заполучить системный трофей почти невозможно (базовый шанс составляет всего лишь два процента; примечание автора). А уж о праве выбора и речи не идёт. Разумеется, есть шанс, что от меня захотят нечто такое, чем я и сам не владею. Но тогда я могу попросить о помощи Хехехчин, или альвийку, или обратиться к любому другому рыцарю, просто последнее займёт время. Могу даже попросить карту навыка у Гавриила, но для этого мне придётся пожертвовать своими баллами репутации. Меня могли бы завалить просьбами, но воинов слишком мало (как и учебных карт у них на руках), чтобы это стало проблемой. А в будущем будет основан Первохрам в Иерусалиме, а за ним — Храмы поменьше, уже в разных уголках нашего мира, и приобрести карту навыка, священное оружие или пожертвовать ОС можно будет в храме, минуя посредничество таких как я. А может, мы проиграем, но тогда всё остальное и вовсе станет неважным.