В 1287 году молодой граф Боэмунд VII умер, не оставив наследников, однако на этом наши беды не закончились. Власть Сибиллы, его матери, едва держалась, и та пошла на союз с недавним врагом — Генуей. Однако объявленный ею регент Триполи — Бертран де Жибле (разумеется, генуэзец) оказался настолько непопулярен в народе, что тот чуть не восстал. В ускользающий из рук её семьи город прибыла из Франции дочь Сибиллы — Люсия, но пока городская коммуна раздумывала, признавать её графиней или нет, та, по совету матери, заключила союз с Генуей, тут же признавшей её правительницей Триполи. Поскольку город угрожал превратиться в новую генуэзскую колонию, то это вызвало понятную тревогу у других купцов, конкурентов генуэзцев. Венецианские и пизанские купцы, испугавшиеся за свои прибыли, поспешили явиться ко двору египетского султана, чтобы умолять мусульманина захватить христианский город до того, как туда придут генуэзские галеры. Отвратительное, немыслимое злодеяние, за которое никто из них не понёс ответственности. Проклятые торгаши готовы продать не только родную мать, но и веру христову за тридцать серебряников. А при попустительстве светской и духовной власти мы были бессильны наказать их своими силами. Да и не так это просто сделать, если честно, — без морской торговли христианские владения на Востоке падут практически сразу. Остаётся лавировать между Венецией и Генуей. У нас есть собственный флот, но он слишком мал.
Что до Триполи, то его жители и графиня Люсия с матерью продолжали с глубоким недоверием относиться к нашему Ордену. Наши предупреждения о том, что султан собирает войска для похода на них, там встречали смехом и плевками в нашу сторону. Безумцы радовались обещаниям мнимых свобод и будущего (!) благосостояния, не желая ни думать, ни слушать, что бессилие власти — лучшая приманка для магометанских хищников. Пока не стало слишком поздно. О, те, кто слушал этих глупцов, умылись кровью, а выживших при штурме после продавали на арабских рабовладельческих рынках отсюда до Каира на юге и Дамаска на востоке. Разумеется, сама Люсия, привеченные ею генуэзцы, зачинщики из числа знати и купечества благополучно и своевременно сбежали по морю. Но разве нам от этого легче? Взятый приступом город султан повелел сровнять с землёй, и запретил восстанавливать руины, дабы христиане не смогли завладеть им снова.
Я не буду излагать вам все перепетии событий прошлого, слишком много их было и уж больно причудливо сплелись в них интересы самых разных сторон: Святого Престола, Франции, Арагона, Англии, Шотландии, рыцарских орденов, Генуи, Венеции, Византии, греческой церкви, царя Вавилонского, наконец, будь он неладен. Скажу лишь, что в процессе все разругались со всеми, и порою дело доходило до звонкой стали, и крови тоже пролилось изрядно. Гуго III, мстя нашему Ордену, конфисковал его владения у себя на Кипре. А здесь, после разграбления графом Боэмундом VII Тампля в Триполи, мы были вынуждены перенести столицу своей провинции в Тортосу. А главное — в том конфликте проиграли все, кроме, пожалуй, греков и магометан, бурно радовавшихся нашей распре. Формально, как вы, несомненно, знаете, в споре о наследии победил король Кипра Гуго III, провозглашенный, в конце концов, королём Иерусалима. Но это была Пиррова победа, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Святой брат, вы упомянули Византию. Но она-то тут причём? — отстранённо, оглушённый свалившимися откровениями, удивился я.
Тамплиер зло фыркнул.
— Карл I Анжуйский и Святой Престол затевали новый священный поход. Но в мудрости своей желали направить его не на защиту христианских святынь в Святой Земле от поругания мусульманами, а на завоевание, то есть, конечно же, возвращение, Константинополя в лоно Римской Церкви, и возрождение Латинской империи. Это сулило куда большие прибыли. Разумеется, я лишь всячески и от всей души приветствую желание Папы обратить еретиков в истинную веру. Хотя, видит Бог, у нас тут, в Святой Земле и северном Леванте, хватает иных забот, гораздо более злободневных. Впрочем, была надежда, что если дело удастся провернуть решительно и быстро, то это пойдёт всем нам на пользу. Однако император Византии откуда-то узнал об этих планах.
В те годы законные права на сицилийский трон принадлежали королю Арагона, женатому на дочери предыдущего короля Сицилии, который пал в бою, сражаясь с воинами Карла I Анжуйского. Однако Папа Римский, пребывавший во враждебных отношениях с Арагоном, разумеется предпочёл отдать престол Сицилии своему союзнику — Карлу Анжуйскому. Но сицилийцы не любили и не жаловали французов, ведших себя на острове подобно завоевателям, каковыми они и являлись. Хитроумному императору Византии не составило особого труда и денег подтолкнуть и без того обозлённых людей к мятежу и резне, после которых у них оставался один путь — на плаху. И любезно подсказал единственный выход избежать её — обратиться за помощью к королю Арагона, который, конечно же, не отказался бы восстановить силой свои права на корону, саму падающую ему в руки. Так и случилось. И вместо помощи мы получили затяжной кровавый конфликт, который лишь высосал из нас все силы и страшно разорил владения на Востоке, ничего не дав взамен.