Выбрать главу
Солдат ничего не ответил; К заливам оставленной Мальты Проносит валькирию ветер Над черной громадой базальта.
А там — похоронные списки; Солдат оценил кубометры, И надпись на том обелиске Прочел, содрогаясь от ветра:
Финал — приближение к славе, Исчезнут гнилые колосья, Глашатай народу объявит:
В холодной Ирландии осень! Архангел послушников просит: Молите о праведной цели!
Смотрите, в Ирландии осень!…
Мой друг, продержись до апреля! Английские флаги заносит; Сковала внезапным набегом Ландшафты ирландские осень — Они покрываются снегом. Монеты звенят на подносе,
А волки замерзли на тропах,
Не только в Ирландии осень — Европа и вовсе в сугробах.
Шотландские мхи медоносят, АлЬбанские верески тоже, Расколят ирландскую осень Андалы из Мартина Джорджа. Покинут незванные гости Обитель зеленого света, В холодной Ирландии осень, А в жаркой Британии лето.

Глава 34. Уэльсмерть, Четырнадцатый воин и Король Севера

Британия встретила хмуро. Она не простила обид. Когда возвращались манчьжуры, был берег туманом укрыт. Три шлюпки разбились о скалы, но это еще полбеды. Отправленный в море штурвалом, Пусянь наглотался воды. Пытался убить полководца, ему заслонивший маяк, ударом предательским лоцман — наемный английский моряк. Он мстил за семью и отчизну, тирана пытался сразить. Судьба оказалась капризной, Пусяня оставила жить. В парламенте лондонском спикер от ужаса громко кричит, что только с трудом превеликим его откачали врачи. И шепот на улицах: «Братцы! Управа нашлась на чуму! Пусянь начинает сдаваться, недолго осталось ему».

Очнувшись на пятое утро, напомнил врачам мертвеца. И долго румянами с пудрой закрашивал бледность лица. Сменил после ванны одежду, уселся на трон, не в постель. Быть должен красивым и свежим владыка несчестных земель. В душе проклиная бригантов, велел созывать курултай. Собрались его лейтенанты — Ваньянь, Хушаху, Хубилай. Последний из этой обоймы, в делах и сражениях скор, отдельных рассказов достоин, пока что — короткий обзор:

Когда Темуджина казнили (ему поломали хребет), шести благородных фамилий простыл из Монголии след. Бежала семья Темуджина, что власть в потеряла в борьбе — четыре наследника-сына, батыр Субудай и Джебе. Спешили уйти от расправы, стремились укрыться в тайге, в пределах китайской державы, где правил тогда Мадагэ. Погонщики многих настигли еще на монгольской земле. Кого-то поджарили в тигле, кого-то сварили в котле. Устали Джамухи холуи за пядью прочесывать пядь, но младшего сына — Толуя — они не смогли отыскать.

Испачкан в навозе и глине, и в грязные тряпки одет, был принят с почетом в Пекине, теплом и заботой согрет. Его не считали балластом, напротив — тузом в рукаве. Закон «разделением властвуй» сидел у царя в голове. Толуй, не совсем бестолковый, в течение множества зим наследником трона степного считался — и был таковым. Когда возмутились кидани, меж двух наковален зажат, Толуй, поддержавший Пусяня, отправился с ним на закат. В десятках порученных миссий, живой демонстрируя пыл, отважно сражался в Ориссе, где грудью Пусяня прикрыл. Ему завещал, умирая, вцепившись в застежку плаща, следить за судьбой Хубилая — и другу Пусянь обещал, что с ним ничего не случится, и слово пока что сдержал.

Уже Хубилаю за тридцать, и он боевой адмирал. Доверить такую работу монголу?! Да будет ли прок?! Но водит морскую пехоту успешно Толуев сынок. Английских баронов немало сразила его татарва. Он брал в Нидерландах каналы, и даже топил острова. Залив перекрывший баллистой, лежал островок Березань. На нем гарнизон эллинистов велел уничтожить Пусянь. Почуял сернистые газы монгол, прогулявшись по дну, поджег — и взметнул камикадзе цунами взрывную волну! Теперь ни на карте, ни в море тот остров с огнем не сыскать — косатки с акулами спорят, и трупы спешат обглодать…