Довольно скоро спустилась и Лора – ее разбудил посторонний шум, а, не найдя рядом Норрингтона, девушка забеспокоилась.
– Что-то случилось? – встревожено спросила Кловерфилд, вглядываясь в сосредоточенное лицо молодого человека и словно пытаясь прочитать в его глазах, что страшного могло произойти в ее отсутствие.
И хотя адмирал поспешил улыбнуться, улыбка вышла слишком натянутой и неестественной. Впрочем, он никогда не умел врать, но и говорить правду сейчас не собирался. Такая непростая ситуация требовала какого-то другого выхода, и Джеймс нашел его. Молодой человек решил сказать только часть правды:
– Мне буквально несколько минут назад сообщили, что отплытие состоится завтра.
– Действительно, очень печальная новость, – севшим голосом согласилась девушка, которой даже в голову не пришло сомневаться в словах Джеймса. – Что ж, сейчас у тебя немало важных обязанностей, поэтому иди скорее. Но завтра я найду тебя, когда вместе со всеми приду провожать ваш корабль.
– Не стоит тебе приходить, – вырвалось у Норрингтона прежде, чем он успел понять, что сказал. – Нет-нет, прошу, не думай, что я не хочу тебя видеть… Дело в другом, о чем я уже упоминал ранее… – не зная, как продолжить, молодой человек замолчал, собираясь с мыслями. Повисшую паузу прервала девушка необычайно уверенным для нее голосом:
– Я приду, Джеймс. Только… У меня скверное предчувствие с тех самых пор, как ты поступил на службу компании.
Эти слова дались Лоре нелегко; она с трудом решилась взглянуть в глаза молодого человека, но тот не смотрел на свою невесту со снисхождением, нет. В его глазах читалось понимание, и это значило только одно: Джеймс сам думал так же. Словно ободрившись этим молчаливым согласием, девушка уже увереннее продолжала:
– Кажется, даже мой отец сомневается в целесообразности и законности некоторых действий компании. Но что думаешь ты?
В этот раз повисшее молчание длилось гораздо дольше.
– Я знаю лишь одно: если мы боремся против компании, то получается, что мы поддерживаем пиратов, – серьезно отвечал Норрингтон, глядя на Лору таким внимательным взглядом, словно ожидал возражений. Но она молчала, признавая правоту его слов, но в то же время ей непреодолимо хотелось не согласиться.
Это молчание в конце концов нарушил ее тихий голос:
– Враги по обе стороны, Джеймс. Ты видишь только одну, но упрямо не хочешь замечать другой. Ведь там враг ясен – это пираты, а здесь? Человек, который занимается тем же самым, что и пираты: он убивает невинных, крадет чужое имущество, наживает богатство засчет чужих страданий… Но он действует под прикрытием закона. Как поступить в такой ситуации?
– Лора, когда разум не знает, как поступить, следует прислушаться к голосу чести, – непримиримым тоном отчеканил Норрингтон, однако это было только внешним проявлением уверенности. За этими словами скрывалось огромное сомнение, которое давно подтачивало сердце адмирала. Слова девушки снова оживили эти сомнения, заставляя против воли думать о том, о чем ему думать не полагалось.
Выйдя из особняка Кловерфилдов, Джеймс испытывал смешанные чувства. Удивительно, что Лора, не зная, что происходит, смогла так верно угадать положение вещей. Хотя насчет ее неосведомленности у Норрингтона были кое-какие сомнения… От этой мысли настроение адмирала стало еще более скверным: он предпочел бы, чтобы девушка даже понятия не имела о том, что сейчас происходит в деловых отношениях, связывающих его, мистера Кловерфилда и лорда Беккета.
Да, здесь было, о чем подумать, ибо лорд Беккет каким-то способом смог сломать волю губернатора Суонна – и печальная догадка витала в голове Джеймса по поводу этого способа. На ум приходило только одно – Элизабет. Адмирал подозревал, что данное Катлером обещание не стоит ровным счетом ничего, но предпочел не делиться этой мыслью с безутешным отцом.
Зато теперь все действия компании становились законными; а что это были за действия, Норрингтон предпочитал не вспоминать. Массовые казни всех людей, которые либо действительно были уличены в пиратстве, либо же попросту оказались ни в чем не виновными жертвами. Джеймс не раз задавал себе вопрос – почему лорд находит такой метод самым оптимальным? Неужели Беккет настолько одержим желанием уничтожить пиратов, что ради этого готов вешать всех, включая и тех, чья вина не была доказана?
Но и на этот вопрос адмирал вскоре сумел найти ответ. Когда во время очередной казни была пропета песня, в голове Джеймса молнией сверкнуло озарение. Память иногда играет с нами странную штуку: знание порой поднимается с каких-то потаенных глубин подсознания и выдает то, что мы никогда бы не вспомнили при желании. Вот и сейчас Норрингтон вдруг вспомнил еще то время, когда он был на Тортуге. Он вспомнил, что этой песней собирается совет братства пиратов… Пиратские бароны со всего мира будут в одном месте.
Теперь стало понятно поведение Беккета, его приготовления к отплытию, стягивание флота компании к берегам Порт-Ройяла – все это только укрепило адмирала в его догадке.
Джеймс относился к лорду с настороженностью; можно даже сказать, с постоянно подавляемым отвращением. Методы этого человека противоречили понятиям о чести и достоинстве, а поступки Катлера в отношении семьи казначея и вовсе приводили в ярость. Однако такой смелый план поразил Норрингтона, и он не мог не признать, что этим шагом действительно можно ударить врага в самое сердце… И уничтожить пиратов навсегда.
Утро того же дня, офис компании
Застывший, словно восковая фигура, лорд Беккет неподвижно возвышается в своем массивном кресле; безупречно напудренный парик, белоснежные манжеты, закрывающие руки и, что самое главное, прикрывающие ужасный шрам – главную тайну лорда… Тонкие пальцы размеренно, через равные интервалы времени барабанят по гладкому столу, где в идеальном порядке разложены бумаги – необходимость для дальнейших посетителей. По всей фигуре мужчины можно понять, что он над чем-то размышляет: его лицо, на котором застыло мрачное выражение, не сулило скорым гостям ничего хорошего.
– Значит, на помолвку адмирала нас пригласить не сочли нужным, – протянул лорд, не отводя пристального взгляда от Мерсера. Даже голландцу порой нелегко было выдержать этот взгляд; он отвел глаза, ограничившись молчаливым кивком головы.
Едкая улыбка скользнула по лицу Катлера, а верный слуга внимательно следил за этими переменами. Такая задумчивость сулила новые приказы, и голландец покорно ждал распоряжений, которые вот-вот должны последовать.
Приносить плохие новости ему случалось нечасто – но сегодня пришлось, причем сразу две. Мерсер испытывал вину за то, что не смог разузнать все раньше, но в то же время чувствовал мрачное удовлетворение: он невзлюбил дочь казначея с того самого раза, как она переступила порог кабинета Беккета. Но теперь песенка этой семьи спета: сама девчонка настроила против себя лорда, а ее отец и вовсе открыто пошел против воли компании.
Пусть и с опозданием, но голландцу удалось узнать истинную цель поездки казначея – тот хотел открыть дела лорда, которые показались не вполне законными (об этом сообщило некое доверенное лицо, к которому Кловерфилд обращался за сведениями).
– Сообщите нашему другу Джонсу, что один из кораблей не должен доплыть до берегов Англии, – совершенно бесстрастно отчеканил лорд Беккет, бросив на своего помощника быстрый пронзительный взгляд.
– Да, сэр, – покорно кивнул Мерсер.
Уже после этого разговор перешел в иное русло. Обсуждались планы касательно грядущей переброски флота и роли в ней «Летучего голландца». Деловые вопросы всегда помогали лорду вновь чувствовать себя в своей стихии, но и этому шаткому спокойствию пришел конец после неловкого вопроса Мерсера:
– А как же Норрингтон, сэр? Вы уверены, что можно ему доверять?
– Разумеется, не уверен, – с раздражением откликнулся мужчина, смерив своего подчиненного недовольным взглядом. – Но до тех пор, пока он не представляет угрозы… К тому же, не забывайте, что ум, отвага и честь в наше время весьма редкое сочетание.