Отсутствие хозяина дома осталось практически незамеченным. Катлер вернулся совершенно спокойным, собранным и невозмутимым – таким, каким его и привыкли видеть. Он как ни в чем не бывало продолжил деловой разговор с владельцами компании, мельком бросая взгляды в поредевшую толпу гостей – знакомого лица не наблюдалось. Не было видно и Мерсера, и снова на лице Беккета заиграла странная улыбка.
– Эти глупые сплетни не должны вас волновать, – поспешил заверить Катлера один из гостей, и все остальные согласно закивали. Мужчина вежливо улыбнулся и про себя отметил, как искусно порой человеческое вранье. Но все эти джентльмены были вынуждены соблюдать нормы этикета, даже если произнесенные слова считали правдой. Да они и были правдой, только кто посмеет в этом признаться?
– Благодарю вас, – поблагодарил Беккет и взял бокал шампанского, торжественно подняв его: – За успех компании!
– За успех компании! – эхом откликнулся хор нестройных голосов, а Катлер смотрел на своих гостей, которым алкоголь уже затуманивал разум, и гадал, где сейчас его верный слуга, и размышлял, чем все это в итоге закончится.
В какой-то мере мужчина был рад появившейся возможности испытать Мерсера – ведь ничто не связывает лучше, чем кровь на руках; а что-то подсказывало Беккету, что крови будет еще немало. Ведь он четко знал, на что идет… Власть никогда не дается без жертв, поэтому важно иметь рядом людей верных, которые не предадут тебя хотя бы из-за того, что оборотной стороной предательства будет угроза их собственной жизни.
Мораль, нравственность, принципы… Беккет смеялся над этими понятиями; суть человеческой натуры воспринимает только выгоду – или деловой подход.
«Или шантаж, – добавлял про себя мужчина, впадая в глубокую задумчивость. – В конце концов, будем называть вещи своими именами».
Почти все гости разошлись, когда было начало первого ночи. В гостиной продолжал гореть свет; Катлер, бросив взгляд на улицу, направился в кабинет, захватив лишь один подсвечник, слабо освещающий дорогу. Но яркий свет ему и не требовался – путь он помнил прекрасно, а полумрак не мешал его мыслям, надо сказать, таким же мрачным, как и ночь за окном.
Как всегда, Беккет все блестяще предусмотрел – в случае осложнений (под осложнением тут понималось предательство) Мерсер сам отправится на виселицу, не успев рассказать и половины всего содеянного. Был ли это подлог? Несомненно. Однако сам мужчина определил бы это иначе – «ложь ради спасения». И в этом трудно не согласиться – оба определения верны.
Лишь в половине второго снова скрипнула дверь: тихо, без стука, тень Мерсера скользнула в кабинет, и его чуть хрипловатый голос осторожно произнес:
– Все сделано.
Катлер смерил своего помощника долгим пристальным взглядом, от которого любому становилось не по себе:
– Никто не должен заподозрить меня.
– Кто заподозрит вас в причастности к самоубийству этого глупца? – вкрадчиво заметил собеседник, обнажив темные зубы в неприятной улыбке.
Беккет кивнул, выразив тем самым свое удовлетворение. И снова Мерсер угадал желание своего хозяина, и, пожелав доброй ночи, выскользнул так же неслышно, как и вошел.
Мужчина сидел при тусклом свете свечи и размышлял о том, что некая черта подведена. Пусть косвенно, но теперь он имеет отношение к убийству – и теперь так будет и впредь. Он не станет заниматься этим самолично, но если он хочет удержать власть, стоит свыкнуться с подобной мыслью и не уделять ей слишком много внимания.
Сегодняшнее событие имело значение не потому, что он решил наказать глупого юношу, нет; сегодня ему доказали верность. Значит, в тех словах Мерсера была правда… И снова от этого открытия повеяло властью – и Беккет уже примерно представлял, как он эту власть использует.
========== Глава IV ==========
После описанных событий минуло несколько месяцев. Дела в компании шли все так же – ничто не нарушало царящий там порядок, но это затишье совсем не нравилось Беккету.
Вся проблема была в том, что от капитана Джека, или, как его коротко звали члены команды, – капитана Воробья – не было никаких известий. Более того, корабль опаздывал на несколько дней. Такое явление не было редкостью; другие опаздывали и на недели, и на месяцы, но не экипаж Катлера. Поэтому последний старался скрывать свои опасения, превращавшиеся в предчувствие чего-то плохого, и верно: когда минуло чуть больше недели, мужчина получил письмо. Бросив быстрый взгляд на Мерсера, Катлер нахмурился, рассматривая конверт.
Едва увидев адрес места отправления, в душе Беккета ожили те неприятные опасения, преследовавшие его так долго. Но перебороть их пришлось, и руками, которые с трудом вскрыли конверт, мужчина развернул сложенный в несколько раз листок, на котором, судя по всему, были объяснения сему происшествию.
Беккет без труда узнал знакомый почерк мистера Чарльза Годфри-Росса – он был первым помощником капитана, плавал уже много лет, но самое главное – был предан компании и Беккету в частности. Это немного успокоило мужчину: ведь если первый помощник жив, значит, не все потеряно. И, не теряя больше времени на размышления, взгляд серых глаз буквально впился в мелкие, убористые строчки. Однако с каждым прочитанным словом этот взгляд темнел: все худшие предчувствия Катлера подтверждались одно за другим. А содержание было следующим:
«Я надеюсь, что это письмо дойдет до своего адресата, и что сейчас его читаете вы, мистер Беккет. После случившегося непросто описать все достаточно четко и ясно, но я попробую восстановить прошедшее максимально точно. Должно быть, вы еще не знаете, какое несчастье обрушилось на нас, а если дурные новости уже долетели до Ост-Индской торговой компании, тогда это письмо, по крайней мере, станет доказательством того, что моей вины во всех описанных событиях нет…
Итак, наш экипаж, придерживаясь расписания, отошел от берегов Африки в середине июля; мы попали в сильный шторм, но благодаря приказам капитана смогли не только спастись, но и свести к минимуму все повреждения, обрушившиеся на нас по вине бури. Однако, должен признать, что на следующее утро мы не досчитались нескольких человек команды – меня это насторожило, но гораздо больше волновала всех прибывающая вода, с которой помпы уже не справлялись.
Во время шторма капитан приказал осмотреть трюм, но так как большинство членов команды находились на палубе, выполнить этот приказ сразу мы не могли. А вам ведь известно, мистер Беккет, что правильное распределение веса груза играет огромную роль в устойчивости корабля – я полагаю, именно об этом думал капитан, когда сам, не дожидаясь других матросов, направился вниз. Каково же было изумление и негодование нашего капитана, когда он узнал, что за «груз» ему приходится на этот раз перевозить…
После этого открытия на корабле вспыхнуло негодование – к Джеку примкнуло несколько человек, разделяющих мнение, что подобное неприемлемо, и пленных нужно отпустить. Большинство же, под моим предводительством, убеждало их не мешать планам компании и выполнять свои прежние обязанности. К несчастью, наш призыв не был услышан – ночью разногласие перешло в открытое столкновение, и корабль оказался во власти бунтовщиков. Нас они высадили в шлюпку, дав кувшин воды и небольшое количество сухарей; чудо, что, продрейфовав несколько дней, нас заметило и подобрало голландское судно, потому что шторм, несколько ослабевший, начинался вновь. Я пишу это письмо, находясь в каюте капитана Линча, судно «Мари-Энн». Весь уцелевший экипаж (спаслось лишь восемь человек, включая меня) прибудет в Голландию, откуда, смею надеяться, уже вернется в Англию.
Что же касается капитана Воробья: мне неизвестно, каков маршрут этих негодяев, однако из обрывка разговора мне показалось, что они намереваются следовать к западу, в сторону Ямайки. А так как в распоряжении компании немало кораблей, я уверен, она без труда найдет капитана Воробья и не оставит безнаказанным его предательство…»