– Сэр Джон, – донесся до адмирала Фишера откуда-то издалека зычный бас Тирпица, – вам плохо? Быть может, позвать доктора?
– Да нет, мой дорогой Альфред, – ответил встрепенувшийся Фишер, – я в порядке. А с чего вы взяли, что мне плохо?
– А вы, мой дорогой Джон, – ответил тот, – побледнели так, будто углядели перед собой саму фрау Смерть в белом саване и с косой наперевес.
– Да нет, Альфред, – как можно более небрежно ответил Фишер, – вам показалось. И, кстати, как вам кажется наш «Дредноут»?
– Хорошая мишень, – вместо Тирпица ответил адмирал Ларионов. – Вы, Джон, пытаясь решить несколько взаимоисключающих задач одним проектом, породили не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку. Во-первых – ваше создание слишком тонкокожее, чтобы боксировать против настоящих больших парней. Даже броненосцы прошлого поколения с сорокакалиберными двенадцатидюймовками будут дырявить вашу плавучую консервную банку практически на любой дистанции боя. Во-вторых – ваш «Дредноут» слишком тихоходен, чтобы гоняться за современными прерывателями торговли. Разница в семь узлов скорости означает, что «Измаил» либо уйдет от вас как от стоячего, либо будет, держась за пределами дальности ваших орудий, издали закидывать «Дредноут» десятидюймовыми «подарками» улучшенной аэродинамики. Кстати, какова у вас толщина бронепалубы?
– Два дюйма, – неожиданно для себя ответил Фишер, – но под ней есть еще одна, толщиной в дюйм…
– Для десятидюймового полубронебойного снаряда, втыкающегося в палубу под углом в шестьдесят градусов, это все равно что ничего, – ответил адмирал Ларионов. – А ведь там, под палубой, находятся артиллерийские погреба, которые при навесном огне не защищены своим подводным положением. Мы, кстати, проводили испытания, используя в качестве мишени списанный броненосец «Чесма». Чем больше дистанция боя, тем разрушительнее последствия применения наших новых полубронебоев. Всего один снаряд, добравшийся до погребов – и ваша лоханка идет на дно, а команда возносится на небеса, представляться по поводу прибытия Святому Петру.
– Такое крайне маловероятно, – вскинул голову адмирал Фишер, – рассеивание на больших дистанциях боя очень велико, и я сомневаюсь, что ваш отдельно взятый снаряд вообще сможет попасть просто в корабль, а не то что в пороховой или бомбовый погреб…
– В истории нашего мира, – жестко сказал адмирал Ларионов, – четыре линейных крейсера Его Величества в бою взорвались от прямых попаданий вражеских снарядов и затонули в считанные минуты со всеми командами. Четыре, Джон – из восьми (если мне не изменяет память), построенных в Великобритании кораблей этого типа. Из всех находящихся на борту матросов, офицеров и адмиралов спастись, как правило, удавалось только нескольким случайным личностям. Роковое попадание случалось на втором или третьем залпе после пристрелки, – а вы говорите, рассеивание… Вы торопились слепить хоть что-нибудь из того, что имелось под рукой, и в результате получили корабль, годный лишь для демонстрации флага или обстрела прибрежных папуасских селений. В бою против равного классом противника это не более чем большая братская могила для всей команды.
После такого коронного выступления на адмирала Фишера и так уже было страшно смотреть, но тут Тирпиц решил добавить свои пять копеек.
– После того как в строй вступят наши «Мольтке», – сказал он, – их четырнадцатидюймовые орудия смогут пробивать ваши «Дредноуты» с их пятнадцатисантиметовым поясом насквозь через оба борта в любом месте. Главное – попасть, а остальное снаряд сам доделает с гарантией. И в то же время для того, чтобы пробить главный пояс «Мольтке», вашему «Дредноуту» придется сблизиться с ним меньше чем на полторы мили, что нереально. Наши пушки задолго до этого превратят ваши посудины в такую штуку, через которую итальяшки отбрасывают свои спагетти.
Адмирал Фишер как раз искал фразу поязвительнее, чтобы ответить этим двум нахалам, но тут его окликнул король Эдуард.