– Ваше Королевское Величество, – огладив усы, сказал Мольтке-младший, – для дезинформации противника мы можем использовать нашу германскую левую прессу. Мы в генштабе организуем утечку о якобы тяжелом положении русских на Галицийском фронте, о жестоких боях в Кракове и о том, что корпус Бережного, на который у русских было столько надежд, увяз в тяжелых боях на перевалах, и что мы вынуждены отправлять ему на помощь наших прекрасных гренадер. Правительственная пресса в то же самое время должна будет писать обо всем этом крайне сдержанно, с недоговорками, будто показывая, что ей есть что скрывать. Будьте уверены – эти статьи немедленно будут прочитаны в Париже и произведут на французских генералов и политиков необходимый вам эффект.
– Это все замечательно придумано, мой добрый Гельмут! – воскликнул кайзер. – Для пущей достоверности мы можем закрыть несколько грязных газетенок, посмевших писать гадости про нашего союзника, и бросить их редакторов и авторов статей в тюрьму Моабит до конца войны. А там будет видно. – Вильгельм злорадно расхохотался. – Только надо заранее предупредить моего кузена, чтобы не обращал внимания на эту мышиную возню, а то еще обидится ненароком. Но это я возьму на себя. Итак, мой добрый Гельмут организует утечку дезинформации в прессу, вы, Бернгард, подготовите статьи-опровержения в лояльных издательствах, господин статс-секретарь, будто бы делая хорошую мину при плохой игре, потребует от французов демобилизации их армии, а я буду смотреть на все это и веселиться как никогда. Ведь все эти деятели свято уверены в том, что только левая пресса может писать самую настоящую правду, которую власти тщательно скрывают от народа – и мы поймаем их на эту уверенность, как ловят глупого карпа, хватающего жирного червяка, не подозревая о наличии внутри стального крючка.
– Ваше Королевское Величество, а что при этом вы прикажете делать мне? – спросил озадаченный Шлиффен.
– А вы, мой добрый Альфред, приготовьтесь принимать под свое командование Западный фронт – откликнулся кайзер. – Надеюсь, что когда дело дойдет до грома пушек, вы меня не подведете.
– Ваше Королевское Величество, после победы вы собираетесь присоединить Францию к нашему Рейху? – спросил рейхсканцлер фон Бюлов.
– Еще чего, мой добрый Бернгард! – воскликнул кайзер. – Зачем нам сорок миллионов сумасшедших? Франция сошла с ума еще более ста лет назад, когда во время своей Великой Французской Революции низвергла в прах все, что должно составлять гордость любой нации: веру в Бога, верность своему королю, а также память о подвигах великих предков. Французы создали единое государство еще тогда, когда Германия была аморфным скопищем мелких королевств, княжеств и владетельных графств, а потом разом спустили все свои достижения в зловонный сортир. Великая французская революция, мои добрые господа, показала, что озверевшее от вседозволенности представители третьего сословия, несмотря на белую кожу и европейское происхождение, могут быть столь же кровожадны, как и самые дикие африканские народы. Наполеон Бонапарт пытался починить французский национальный дух, но все его усилия пропали втуне, и вот уже сто лет с каждым поколением французы все больше и больше мельчают. А посему… – Вильгельм на мгновение сделал паузу, чтобы перевести дух, – никаких аннексий чисто французских территорий не будет. Нам в Рейхе не нужны земли с открыто враждебным населением, которое будет проклинать все немецкое. Вместо того мы должны расчленить эту склочную Францию на несколько частей, навязав каждой из них монархическое правление. Есть же еще на свете потомки Бурбонов, Орлеанидов и прочих Валуа. Новый Вавилон должен быть разрушен! И, самое главное, нужно отобрать у французов их заморские колонии – тот самый источник богатств, что накачивает деньгами этот сосуд греха. Всем этим диким туземцам будет гораздо лучше под разумным и рациональным германским управлением. Впрочем, на этом, в общих чертах, пока все. Конкретную политику мы выработаем тогда, когда Франция будет разгромлена и низвергнута и придет время делить ее наследство.