– Будущее у нас, господин фон Эренталь, есть в любом случае, – возразил министр-президент Цислейтании. – Это даже не подлежит обсуждению. Даже после того как мы потерпим окончательное поражение в этой войне, жизнь все равно продолжится в том или ином виде. Я считаю, что ради того, чтобы это продолжение не оказалось мучительно болезненным, уже сейчас следует предложить освободившуюся австрийскую императорскую корону кайзеру Германской Империи Вильгельму Второму. Одно дело – быть завоеванным грубой военной силой, и совсем другое – войти в состав единого немецкого государства добровольно, изъявляя при этом верноподданническое почтение. Король умер – да здравствует король, а ни одного из присутствующих здесь господ рейхстаг Цислейтании не собирается признавать в качестве своего законного императора. Так и в самом деле можно потерять вообще все.
– Либерал и пресмыкающийся предатель… – прошипел в сторону фон Бека министр иностранных дел, но осекся под тяжелым взглядом Франца Конрада фон Хётцендорфа.
– Я, собственно тоже думаю похожим образом, – с мрачным выражением лица произнес тот, – и такова же была последняя воля покойного императора. В нынешних условиях избрать на австрийский трон кого-то из этих господ означало бы пригласить императора Михаила к продолжению разорения наших территорий, а кайзера Вильгельма к тому, чтобы он взял нас не по доброму согласию, а силой… Если вам, Алоиз, нравится быть изнасилованным, то мне – нет. А еще в случае продолжения сопротивления ваша родная Богемия может утратить независимость и уйти в состав Российской Империи – ибо что с боя взято, то свято. Пройдет еще пара дней – и, закончив возиться со штурмом Кракова, русские смогут развернуть на запад целых две армии. А чехи, смею вам напомнить, воевать с русскими братушками не хотят, а посему богемский ландвер при их приближении по большей части попросту побросает оружие и разбежится, если не перейдет на сторону врага…
И тут Фердинанд Карл, до того молчавший, привстал с места.
– Господа, – бесцветным, не выражающим эмоций голосом сказал он, – если мне будет положена пенсия, приличествующая моему происхождению, то я обещаю удалиться в частную жизнь и более никогда не участвовать в политике. То, что я вообще пришел на эту встречу, было результатом какого-то наваждения…
– Вот это деловой разговор, – сказал министр-президент Цислейтании, – двести тысяч крон годовых, надеюсь, вас устроят?
– Вообще-то я рассчитывал как минимум на триста, – твердо заявил тот.
– Сойдемся на двухстах пятидесяти, – мрачно ухмыльнулся фон Бек, – а также на титуле графа Бурга, позволяющем вам жениться на любезной Берте, которую вы обхаживаете уже шесть лет. Частная жизнь в сельском поместье вместе с женой – что может быть лучше, чтобы дожить оставшиеся годы. Не так ли?
Выбывший из гонки претендент ничего не сказал, только растерянно кивнул, после чего, криво нахлобучив на голову шляпу, вышел из кабинета регента, в дверях как раз столкнувшись с полковником Редлем. Тот проводил уходящего внимательным взглядом, будто стараясь запомнить, после чего подошел к регенту и, положив перед ним папку с делом, вполголоса сказал:
– Расследование в общих чертах завершено. Убийство государя императора Франца Фердинанда было совершено группой русских эмигрантов из числа боевиков разгромленной в Российской империи партии социалистов-революционеров по заказу поступившему от их покровителей во Франции. При расследовании дела по горячим следам нами с поличным был взят посредник между исполнителями и заказчиком; на допросе этот человек признался в том, что он – капитан французской армии, выполняющий прямой приказ начальника Второго Бюро полковника Дюпона. А тому, как я понимаю, приказ отдал лично премьер Клемансо, но это уже находится за пределами нашего расследования…
Это заявление в полной тишине прозвучало как внезапный выстрел. Франц Конрад фон Хётцендорф не спеша развязал шнурки на папке, потом некоторое время перебирал бумаги, вчитываясь в некоторые из них.
– Такие дела либо раскрываются исключительно по горячим следам, либо не раскрываются вообще, – произнес он, как бы высказывая вслух свои мысли. – Вы проделали очень хорошую работу, Альфред, и в любое другое время могли бы рассчитывать на награду. Но с недавних пор сие уже не в наших возможностях… Впрочем, все еще может быть. Я думаю, что это дело заденет за живое и Берлин, и Петербург, которые свято отстаивают принцип неприкосновенности монархов – и, быть может, после окончания войны вы еще обзаведетесь германскими или русскими наградами, а может быть, и теми и другими сразу. А сейчас идите и постарайтесь на том же высоком уровне довести это дело до конца; хотя отчитываться по нему вам уже, наверное, придется перед другими людьми…