— Шихх! Шихх! Душ! Душ! — Одновременное и слаженное притоптывание тысяч ног заставляло дрожать древние камни площади, и отдавалось дрожью земли по всем окрестностям. И так продолжалось до тех пор, пока над святилищем не разнесся резкий и пронзительный крик, который остановил этот странный танец. Все воины замерли, и из здания напротив появились три десятка факелоносцев, выстроившихся в две линии, от входа до центра площади. А затем, по проходу между огней, двинулись шестеро крупных мужчин, которые походили один на другого словно родные братья. Все крепкие и мускулистые, а лица измазаны белой глиной. Они были одеты лишь в набедренные повязки с поясами из человеческой кожи, на которых висели грубые длинные ножи, то ли из стекла, а может быть из обсидиана, а вокруг талии у них были обернуты плети из хвостов антилопы гну. И слегка пританцовывая, эти мужчины вышли к доведенным до экстаза рядовым мятежникам и остановились. Конечно же, это были истинные абатагати, те самые люди, африканские Одаренные которых Меченые должны были уничтожить.
— Работаем по моей команде, — прошептал слившийся с ночной тьмой Куликов. — Всем разобрать цели и отметить их. Работаем по колдунам. После уничтожения абатагати, Дава идет со мной вниз, кажется, я знаю, где местный божок лежит. Остальным нас прикрывать. Пока ждем.
Ему никто не ответил, и только еле заметный ветерок прошел слева и справа, это скрытые своими доспехами Меченые, не видимые и неслышимые, занимали позиции вокруг него и готовились к бою. Сам же Куликов в этот момент наблюдал за ритуалом и дал команду своему элементалю в шлеме, запоминать все, что он видит.
Тем временем страх и восторг среди людей на площади достиг такого накала, что казалось, его можно было потрогать ладонями и помять словно пластилин. А истинные абатагати, издали одновременный свист, тихий и какой-то ползучий, сильно напоминающий змеиный. И моментально, на площадь вышли еще полсотни человек, которые на своих плечах вынесли из здания храма белоснежную мраморную плиту с небольшим алтарем и желобком кровостока, узором извивающегося по нему. Негры-носильщики вытащили плиту на площадку между кострами, нашли среди камней под своими ногами один булыжник, который подняли, и люди смогли увидеть, что вниз уходит дыра, в которую должна литься пролитая на алтаре кровь.
Плита опускается поверх трубы, носильщики убегают в здание, а к алтарю, выходит один из абатагати, который вскидывает над головой ритуальный стеклянный нож и кричит:
— Воины племени "Новые Нгуни", слушайте меня, своего жреца Мдлаку! Вы хорошо потрудились во славу нашего бога Дламбедлу-и-Гвала-Гвала, и он доволен! Однако сегодня необычная ночь, и Дикий Красный Бананоед, спящий в своей золотой постели, не может быть удовлетворен кровью врагов! Сегодня ночь Почтения, и сотня добровольцев должна сама подставить грудь под нож! Вы готовы к этому!?
Радостным ревом, который не смог перевести автопереводчик Куликова, "новые нгуни" поддержали чернокожего Одаренного. И тот, проведя ножом по своей мощной груди, пустил первую на сегодня кровь, набрал ее в ладонь, и сбрызнул на алтарь. После чего он схватил обмотанный вокруг своего тела хвост антилопы гну, и длинным красивым прыжком спрыгнул с плиты в толпу. Его напарники и братья в это время сделали то же самое и что и он. Они пустили себе кровь, но не стали, подобно старшему, прыгать к людям, а встали полукругом вокруг алтаря, на который сбрызнули по пригоршне своей живительной красной руды.
— Я выберу самых достойных, и лучших из лучших! — выкрикнул скачущий между воинами "новых нгуни" Мдлака. При этом хвост гну вертелся в его руках, подобно змеиному телу, и через несколько секунд он коснулся плеча первой жертвы. — Ты достоин напоить нашего бога!
Крепкий губастый мужик, которому предстояло стать первой ритуальной жертвой, покорно, с какой-то обреченностью в каждом движении, двинулся к алтарю, перед ним, скинул на камни площади автомат и разгрузку с боеприпасами, встал над желобом, и подставил свою грудь под удар абатагати. Одаренные зулусов не медлили, один из них ножом вскрыл грудную клетку воина, после чего засунул в рану правую ладонь и резко дернув, вскинул над головой сердце добровольца, отдавшего жизнь во имя возрождения бога.