Что-то меня на глобальную политику понесло. Пока мы ждали возвращения Остапа и Смолы, смартфон дважды пищал, требуя внимания к себе. Удалой поглядывал на меня в надежде, что я отвечу Фролову и подчинюсь ему. То есть поведу бойцов, как баранов, во мрак чьих-то тайных игрищ. Нет, так не будет. Я отрицательно качал головой, и Удалой указательным пальцем, как стилусом, тыкал в клавишу отбоя.
Через час с небольшим Остап и Смола вернулись. Дэвид сразу же кинулся к ним.
– Ну что? Как? Рассказывайте!!
От нетерпения он готов был схватить Смолу за плечи и начать трясти.
– Посадили в такси, – вяло доложил Остап. Он перегрелся на солнце, ему явно не нравилось опекать американцев, отчего он чувствовал себя ущемленным.
– Какое такси? Номер запомнили? – допытывался Дэвид.
– Желтое такси с одной белой дверью, – добавил Смола, жадно отпивая из фляги с водой. – Номер 12–52 cd.
– А почему с одной дверью? – насторожился лейтенант.
Смола пожал плечами.
– Остальных не было. Оторвали. Для вентиляции. А надо было дожидаться, пока не появится такси с четырьмя дверями?
– Вы спросили у таксиста документы? – продолжал допрашивать Дэвид. – Его фамилию, имя запомнили?
Я заметил, что Смола начинает заводиться.
– Конечно! – ответил он со звонким раздражением. – Он показал нам паспорт, водительские права, членский билет от партии «Единый Афганистан», охотничье удостоверение, а также фотографии всех четырех жен. Мы сфотографировали его в анфас и профиль, сняли отпечатки пальцев, взяли анализ крови, мочи, ДНК и отрезали клочок бороды на память. Показать?
– Не смешно, – играя желваками, холодно ответил лейтенант.
– Если не смешно, то не задавайте глупых вопросов.
И тут у Дэвида сдали нервы. Он схватил Смолу за горло и заорал ему в лицо:
– Это не глупый вопрос, солдат!! Не глупый!! У нас в США каждый боец бесценен!! Для нас нет ничего важнее, чем его жизнь!! Мы не бросаем людей на произвол судьбы, как это делаете вы!! Мы боремся за каждого до последнего!!
Я не спорю – янки, судя по всему, в самом деле борются за каждого американского солдата. Но если при этом они хватают за горло русского солдата, то ответная реакция сможет их здорово удивить. Как, собственно, и произошло. Смола резким ударом отбил руку лейтенанта и нанес ему несильный удар в челюсть тыльной стороной ладони. Дэвид повалился на землю, но при этом успел схватиться за куртку Смолы. Они оба оказались на земле. Поднимая пыль, начали кататься у наших ног, нанося друг другу удары по лицу. Лейтенант, надо сказать, драться умел, а злость вдобавок придала ему сил. Но Смола – это отдельная песня. Побороть его невозможно в принципе. Он будет сопротивляться до последнего удара сердца. К тому же он гибкий и ловкий, как разъяренная пантера.
Никто из нас не вмешивался в поединок. Напротив, мы наблюдали за дерущимися с интересом, мысленно подбадривая своего соотечественника, соратника и друга. Все закончилось довольно скоро: Смоле удалось заехать лейтенанту кулаком точно в нос. Того мгновения, пока Дэвид пребывал в коротком замешательстве, было достаточно, чтобы Смола распластал своего противника на обе лопатки и победно уселся ему на грудь.
– Ты прости моего парня, – сказал я примирительно, протягивая лейтенанту руку и помогая ему подняться. – У него отработан безусловный рефлекс на разные негуманные жесты.
– Не в жестах дело, – запрокидывая лицо вверх и хлюпая кровью, ответил Дэвид. – Просто мы с вами очень разные люди, Эндрю.
Смола отряхнул одежду, покопался в рюкзаке и протянул лейтенанту ватный тампон.
– Как шоссе? – спросил я у Остапа.
– Так себе. Местами битое, местами не очень. До базы тридцать километров. За час точно доберутся.
– Ты слышал? – спросил я Дэвида, обнимая его за плечо – что-то вдруг мне на сердце накатила волна жалости к американцу. – Они уже наверняка подъезжают. Майкла отнесут в лазарет, Ричарда отведут в штаб. Будут задавать вопросы…
Я внимательно следил за лицом Дэвида. Он все еще хлюпал носом и останавливал кровь тампоном.
– Надеюсь, Дэвид, твой солдат не станет рассказывать про нас и наши планы?
– Не будет, – односложно ответил Дэвид, прижимая окровавленную вату к распухшему носу.
– Ну, тогда мир и дружба! – подытожил я и протянул Дэвиду руку. – И переходим ко второй части Марлезонского балета.