Когда солнце зашло и стали стремительно сгущаться сумерки, мы добрели до заброшенного безлюдного кишлака со множеством уцелевших домов и сараев. Минут пятнадцать потребовалось нам на то, чтобы убедиться в чистоте кишлака. Самый крепкий двор, обнесенный двухметровым дувалом, оказался заминирован. Видимо, кочевники, покидая кишлак, оставили сюрприз для непрошеных гостей.
Растяжку заметил Дэвид и, что меня приятно удивило, сам взялся ее снимать. Я, как и мои бойцы, знали саперное дело, но Дэвид был настойчив, попросил нас отойти подальше и засучил рукава. Он работал профессионально и смело, снял растяжку с калитки, выкопал у крыльца противопехотную пластиковую «итальянку» и выудил гранату без чеки из щели между дверью и косяком. Потом дважды обошел дом, заглядывая во все щели. Наконец махнул нам рукой.
Собственно, стоимость взрывчатки, которой хозяин пытался ограничить количество непрошеных гостей, наверняка превышала стоимость самого дома. Его правильнее было бы назвать обширным сараем. Мы облюбовали самую большую комнату, в которой не было ничего, кроме проржавевшей до дыр буржуйки и грязной шторы на веревке, делившей помещение пополам. Несколько кишащих клопами матрацев мы сразу выкинули во двор, а на их место натаскали сухого жесткого сена.
Остап выбил фанерную заглушку на маленьком окне и прямо посреди комнаты разжег костер. В качестве дров он использовал охапку сухой, мелко порубленной лозы и стопку лепешек кизяка. Костер был почти бездымным. Жидкие сизые струи выплывали через окно наружу и в сумеречном небе были почти незаметны.
Смола выпотрошил рюкзак, показывая богатый трофей. Кроме гранат и пачек с патронами он разжился несколькими банками с консервированным пловом, маленьким закопченным чайником и полиэтиленовым пакетом с какой-то подозрительной мутной жидкостью.
– Много набрал, – похвалил Удалой. – Тебе скидка положена.
– Про скидку забыл, – ответил Смола, рассматривая пакет с жидкостью и раздумывая, как бы ее оттуда извлечь без потерь.
– Можно использовать ствольную накладку, – предложил Удалой.
– Неудобно, – засомневался Смола. – И слишком много войдет.
– Для Остапа – в самый раз будет, – настаивал Удалой.
Я прошелся по двору, посмотрел на темнеющее небо. Какой сегодня день? Сколько мы уже в этой песочной стране? Потерял счет дням. Прошлое резко отодвинулось в дальнюю даль, стало напоминать кадры из прекрасного фильма. Как там моя Мила? Что сейчас делает? Думает обо мне?
Торцевой дувал был разрушен, похоже, здесь взорвался мощный заряд. Повсюду, куда ни кинь взгляд, – следы насилия и войны. Люди живут, рожают детей, кормятся, разводят скотину в перерывах между разрывами тротила и свистом пуль. Война – такая же естественная часть их жизни, как для европейца ежедневная поездка на работу. И не надоело им убивать и умирать? По-другому никак нельзя?
Я выглянул через проем наружу. Руины, руины… Остатки глиняных стен и сараев. Каменный век. Помпеи сохранились лучше. А говорят, все народы одинаковы. Нет, человечество делится на две совершенно непохожие части. Первая – которая созидает. Вторая – которая разрушает. Наверное, богу требуется постоянный креатив, и потому руками этих вторых уничтожает все красивое и великое, чтобы первые снова и снова творили и созидали. Этот процесс должен быть бесконечным.
А я со своей группой для чего нужен? Наша миссия в чем?
Когда я вернулся, Остап, вскрыв консервы, разогревал банки на костре. Смола и Удалой все еще никак не могли разобраться с пакетом и его содержимым. Дэвид сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и смотрел на них с настороженным интересом.
– Можно использовать пенал с ершиками для чистки ствола, – подал очередную идею Удалой.
– Пенал маловат. Дэвиду разве что?
– Ну не в ладони же разливать?
Я сел рядом с Дэвидом.
– Лейтенант, я хотел бы тебя спросить…
– Что я скажу своим, когда вернусь? – догадался он. – Но разве ты мне поверишь? Ведь я сейчас могу наговорить все, что угодно.
– Не в этом дело, поверю я тебе или нет. Просто я сейчас поставил себя на твое место. И, ты знаешь, мне не приходит ничего остроумного в голову. Наверное, важнее не то, что ты скажешь. А что уже сказали Майкл и Ричард.