– Думаю, что родственники твоих товарищей будут проклинать тебя до конца твоих дней, – не преминул высказать свое презрение Удалой и отключил смартфон, который опять начал истошно трезвонить.
– Прикончить бы тебя… – процедил Смола и сплюнул под ноги.
– Мы все равно найдем склад, – подвел я итог беседе. – И все равно уничтожим его… Пошли, парни!
Мы двинулись по склону вниз, оставив растерянного и взволнованного Дэвида на вершине. У него не было другого выхода, я знал это твердо. И, конечно, не удивился, когда он догнал меня.
– Эндрю, – запыхавшись, произнес он. – Я согласен. Только… только хочу вас предупредить: склад очень серьезно охраняется. Минное поле по периметру. Пулеметчики на вышках. Колючая проволока. Это настоящая крепость… И еще: если на базе узнают, что я рассказал вам о складе, меня разжалуют.
– Никто не узнает, – заверил я. – Показывай на навигаторе, где это.
– Теперь твоя очередь уступать, – отрицательно покачал головой Дэвид. – Сначала мы должны освободить моих парней… Должен сказать, – примирительно добавил он, – это недалеко от вашегосклада.
На слове «вашего» он сделал акцент.
ГЛАВА 20
Отдаю должное лейтенанту – он заставил себя уважать. Раненый, изможденный, он тем не менее бежал в нашей группе как равный, не отставая и не вымаливая привала. Мои бойцы молотили ногами тоже будь здоров, но я чувствовал нервное напряжение, идущее от них. Их злое упорство, с каким они наматывали километры по пустыне, скорее было желанием заглушить в себе раздражение.
Я понимал, что выгляжу в их глазах страдающим гордыней юношей. Я втянул ребят в авантюру, вынуждал их крепко рисковать собой, и все ради чего? Почему я, думали они, не отказал Дэвиду в помощи? Намного проще было бы получить координаты склада у Фролова. Да, Фролов – чмо, псих, у него истерика. Но все это можно было бы пережить, смять в своей душе и без лишнего геморроя выйти на склад. Теперь же мы всецело зависели от Дэвида.
Словом, я выглядел в глазах бойцов как твердолобый гордый самодур.
Но рассказать им все, чтобы объяснить свое решение, я пока не мог.
Мы остановились на привал в глубоком ущелье, скрытом от палящих солнечных лучей, где в узкой расщелине, поросшей колючим вьюнком, скупо сочилась вода. Чтобы напиться и наполнить пластиковую флягу, нам пришлось отрыть маленький колодец.
Мы разбрелись по сторонам. Каждый занялся своими делами. Остап разулся, вытряхнул из ботинок песок и камешки, стянул с себя носки и, размахивая ими, как вертолет лопастями, пытался их просушить. Сидящий рядом с ним Удалой начал как-то странно двигать носом, морщиться, затем пересел подальше. Смола намочил воротник куртки, голову и начал разбирать винтовку и продувать детали от песка.
Я как бы невзначай оказался рядом с Дэвидом. Он осматривал раненое предплечье, поправлял повязку.
– Дэвид, как ты думаешь, – спросил я, – арабские террористы, которые вас захватили, хотят получить за вас выкуп?
– Вряд ли, – ответил Дэвид, продолжая осматривать покрасневшую руку. – С заложниками они обращались бы аккуратнее. И сразу бы выдвинули условия. Они же относились к нам, как к скотине, подготовленной для забоя. Изувечили Патрика. Выбили глаз Майклу. Я потому и решился на побег, что чувствовал: с нами церемониться никто не будет, нас просто собираются убить. Без всяких условий.
– Тогда почему они не убили вас сразу же, как взяли в плен? Зачем надо было куда-то везти вас, сажать в яму?
Дэвид пожал плечами и промолчал.
– Лейтенант, – вкрадчиво спросил я. – А личные жетоны, надеюсь, вам удалось сохранить?
Лицо Дэвида перекосила гримаса боли.
– Тебе покажется это странным, – ответил он, – но вот как раз жетоны они сорвали с нас в первую очередь. Я так думаю, для коллекции, чтобы бравировать потом. Или в качестве доказательства, чтобы получить деньги за убитых американцев.
– Скорее всего, второе, – кивнул я. – Звери!
Дэвид стиснул кулаки и, едва разжимая зубы, процедил:
– Узнал бы, у кого сейчас мой жетон – убил бы не думая. Голыми руками задушил бы!!
– Я тебя понимаю, – сочувствующе ответил я, незаметно прощупывая жетон Дэвида в своем кармане. – Я тебя очень хорошо понимаю…
И опять мы бежали по пустыне, догоняя солнце, которое окуналось в пылевое марево. Мы выпили всю воду, залили подножные камни своим потом, высохли, затерлись пылью и зноем и стали похожи на верблюжьи колючки, которые знойный ветер гонит по бескрайним пескам. Я нес в себе тайну, смутную догадку, которую пока не мог огласить, и предчувствие того, что скоро мне откроется истина, придавало мне силы. Бойцам же моим силы придавала злость на меня. Но так бывало уже не раз. Они злились на меня, они ненавидели меня, они готовы были убить меня десятки раз, и я терпел эту черную волну эмоций до тех пор, пока не раскрывал карты. Такова незавидная доля командира. Да и вообще любого лидера. Очень часто нам кажется, что человек, которому мы безоглядно верим, ведет нас к погибели, во мрак. И когда уже прощаемся с жизнью, приходит свет и озарение. И мы понимаем, что все было сделано правильно.
ГЛАВА 21
На фоне контрового света заката серые стены дувалов казались черными. Откуда-то едва слышно доносилась тягучая заунывная музыка. Пахло горящим углем, навозом и горячими лепешками. Мы замечали застывшие перед багряным закатом неподвижные силуэты людей в чалмах, сгорбленных старух, овец. На плоских глиняно-соломенных крышах торчали рядки засыпающих голубей. Одинокий дехканин вез по разбитой дороге кривую скрипучую тачку с ворохом сухой травы.
– Охрана где? – шепнул я Дэвиду.
Он показал рукой.
– Где дом в два этажа, видишь? Еще чуть правее – щербатый дувал. И к нам ближе метров на пятьдесят…
– Там, где куст?
– Это не куст. Это человек с автоматом на корточках.
Мои глаза постепенно привыкали к сумеркам, и я уже мог разглядеть первого охранника. Голова второго ритмично покачивалась над срезом крыши полуразрушенного сарая. Время намаза давно прошло, так что, скорее всего, охранник просто клевал носом, засыпая.
Смола набрал в ладонь пыли, плюнул, растер и стал намазывать глиной себе лоб и щеки. Остап заталкивал гранату в нагрудный карман. Карман был слишком узок, и граната в него не входила. Остап кряхтел, применял силу. Я услышал треск ткани.
– До чего ж у америкосов форма неудобная. В наш карман бутылка запросто входит. А у них даже гранату не сунешь.
Удалой заряжал магазин. После дневного боя наш боезапас слегка оскудел, и если бы не трофейные патроны, я не знаю, с чем бы мы пошли на зиндан.
Дэвид чертил на земле схему двора, в котором находилась яма-тюрьма.
– Ворваться лучше не через ворота или калитку, а с тыла – через крышу дома. На ней сидит ушлый талиб с пулеметом, но он держит на прицеле яму и ворота. Если сделать все тихо и быстро, остальные могут и не заметить. А потом этим же пулеметом поддержать тех, кто будет освобождать пленных.
«Если сделать все тихо и быстро, – подумал я. – Легко так рассуждать, когда под пули пойдут другие».
– Вот тебя-то мы и поддержим этим пулеметом, – сказал я.
– Меня? – слегка растерявшись, уточнил Дэвид. – А разве… разве вы мне дадите оружие?
– Нет, ты пойдешь без оружия. За нами. Когда мы расчистим двор, ты полезешь в яму к своим. А то нас они могут испугаться и наломают дров.
– Ну да, – не очень уверенно ответил лейтенант. – Резонно… То есть ты предлагаешь мне вернутьсяв яму?
Он насторожился. Я с любопытством рассматривал его лицо, на которое медленно опускалась тень подозрительности. Дипломат из меня никудышный, как, собственно, из каждого моего бойца. Мы привыкли стенку пробивать своей головой, и не скрываем намерений пробить таким же способом еще пять стен. Конечно же я увидел, что Дэвид испугался и заподозрил нас в предательстве. Спрыгни он в яму – где гарантия, что мы не используем пленников в своих целях. Выпытать у них можно будет любые тайны, не то что какой-то там склад. Да и вообще, четверо американских военнослужащих, один из которых офицер, – это лакомый кусок для всякой грязной дипломатии. Конечно, я мог бы развеять сомнения лейтенанта, заверить его в том, что яма для него – самое безопасное место во дворе, где будут летать пули и литься кровь. Но я не стал этого делать. Не умею. Не хочу. Просто лень. У него ведь нет выбора. Пусть мучается, терзается сомнениями – каждый думает о других в меру своей испорченности.