Анна Васильевна всегда давала мне несколько минут перевести дух и чуть освоиться. Это было очень приятно: ты можешь чуть посидеть, расслабиться, собраться с мыслями, вспомнить, о чем велась беседа в прошлый раз. И только после этого в комнату входила психотерапевт и мы начинали прием.
Когда я только позвонил ей, Анна Васильевна не слишком заинтересовалась моим случаем. Травма головы, раньше жалоб не было, да и на носу был Новый год. А каждый знает, что за полторы недели до заветной даты деловая и рабочая жизнь в России замирает: все заняты поиском подарков, покупкой консервированного горошка и игристого вина. Так что мне пришлось попытать счастья еще раз, после Рождества, в десятых числах января, и уже тогда мне удалось поговорить с врачом более обстоятельно и предметно. Я сумел ее заинтересовать, в первую очередь — глубиной и детализацией моей коматозной галлюцинации. Если другие пациенты в ее практике говорили об отдельных образах, то в моем случае был выстроен целый мир, а некоторые события я мог расписать чуть ли не с точностью, до минуты. Хоть сейчас садись и пиши книгу — неплохое должно получиться чтиво. В первые несколько сеансов Анна Васильевна пыталась поймать меня на фантазировании, пыталась запутать или выявить нестыковки, но моя история выглядела слишком стройно и монолитно, во всяком случае, на первый взгляд.
Но все же, мы нашли уязвимые точки. Как любила повторять мой врач — галлюцинации опасны ощущением реальности происходящего. Этому подвержены шизофреники и другие больные, страдающие от искаженного восприятия реальности. Когда человек не способен отличить реальность от вымысла, когда он пребывает в плену иллюзии, которую выстроил его мозг, он находится в опасности. В большинстве случаев это решается медикаментозно, все же, медицина шагнула далеко вперед, но вот мой случай был другим. Но если попытка бороться с миражами для шизофреников опасна и им стоит принимать лекарства, то мне нужно было работать над разрушением монолитности возникшего у меня в мозгу образа и сюжета. Ну и конечно же, не обошлось и без терапии. Как сказала Анна Васильевна — любая бессознательная деятельность мозга, это продукт переработки имеющегося опыта и переживаний. Я увидел аналог яркого и реалистичного сна, и что-то должно было стать его предпосылкой. Именно эти предпосылки мы и искали, а она все методично записывала.
— Антон! Привет! Как ты сегодня? — спросила Анна Васильевна, устроившись в своем кресле.
— Да вроде ничего. Только жарковато сегодня было, — ответил я.
На дворе был уже конец апреля, приближались майские праздники, а вместе с ними — и теплая, летняя погода.
— Так, давай посмотрим, на чем мы остановились. Ага! — доктор перевернула страницу своего блокнота и нашла какую-то пометку. — Мы с тобой прорабатывали три центральных мужских образа, которые у тебя возникли. Орвист, Кай и Итан, так?
Я согласно кивнул.
— Как ты считаешь, что у тебя с ними общего?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Они все мужчины?
Анна Васильевна посмотрела на меня так, что я почувствовал себя провинившимся учеником. У меня была проблема с открытостью.
— А кроме этого?
— Они все похожи на меня?
— А ты считаешь себя похожим на этих персонажей?
— Может быть, — просто ответил я.
Анна Васильевна сделала небольшую пометку в блокноте, а потом продолжила:
— Смотри, как это выглядит со стороны. Ты достаточно детально описал всех троих и я обратила внимание на то, что у всех этих персонажей твоей галлюцинации есть одна общая черта, которая связывает их в одно целое. Орвиста воспитывала мачеха, так? Кая — бросила мать, а Итана воспитали в монастыре.
— Культ, его воспитал культ Единого, — тихо поправил я терапевта.
Еще одна пометка в блокноте, после чего она продолжила:
— Они все были лишены контроля со стороны своих матерей.
Опять тема матери. Все проблемы идут из детства, и некоторые специалисты, на мой взгляд, воспринимают этот постулат слишком буквально. Мы постоянно возвращались к теме моего детства и юности, вплоть до реальных причин, почему я сбежал в Москву от родительской опеки. Мне пришлось признаться в том, что я не любил родную мать так, как обычно любят своих родителей: рядом с ней мне было душно. Всю мою жизнь она подавляла меня, контролировала, знала, как мне лучше. Возможно, это на самом деле было так, но в какой-то момент я нашел в себе силы выйти из-под этой опеки и начал жить самостоятельно. Пусть эта жизнь и привела меня к коме и, в итоге, в это кресло.