Сгоряча ударишь, одно дело. За чужого мужа отвозишь, другое дело, за это баба не сердится, может, даже и рада, что для своего мужа тоже не пустое место, а вот, коли так бьешь, без дела, то этого ни одна баба не стерпит. Ляська это знал и теперь ему только этого и хотелось.
— Шлюха! — сорвалось у Ляськи и он шагнул к ней.
Тоська обернулась и попятилась.
— Ты чего? Бить вздумал! Кобель! Попробуй! Мало я на тебя поизрасходовалась. Вали, откуда пришел. А то скоро ты у меня… — и Тоська сгребла со стола секач.
Ляська опомнился.
— И впрямь… Чего я? Вольна делать. что вздумает.
Не глядя, повернулся, и вразвалку пошел из кухни.
IV.
Вышел Ляська со двора и пошел, куда глаза глядят. Шел тяжелый, чужой и только раз за разом повторял: «Стерва… Стерва»…
На углу какого-то переулка огляделся. «А, Камешки», и пошел вдоль деревянного забора.
— Хы! Хотел завязать. Человеком стать, — подумал Ляська и оскалился. — Умеешь воровать, ну и воруй. Чего там раздумывать. Доискиваться, кто честный, а кто вор. Тоська тоже честная… — и злобно рассмеялся. — Ну, и «фраер» же ты, Ляська, а еще кличку тебе дали «Паук»!
Пришел на Камешки. Две партии деловья в стос резались. Увидали Ляську и зашухерили.
— А, душа твоя… на костылях! Сорвался аль срок отбыл? — кричали ребята.
— Садись, садись. Хошь, «понтуй»!?
Ляська молча стоял, а мысли барахтались одна тяжелее другой. «Может, не надо… Завязать. Где-то работу нашему брату дают. Уйти… уйти».
— Ну, чего ломаешься? Очумел, что ли? Понтовать не хочешь, садись, мазать будешь.
И рыжий домушник потянул Ляську в круг.
— Вали, «Граммофон», твой черед! Ляська мазать за Косого будет.
Две колоды карт быстро мелькали в жилистых, с длинными ногтями, руках Граммофона.
— Девятка!
— Десятка с углом!
— Транспортом!
— Мажь, Ляська, Косой возьмет. Ему фарт сегодня.
— Пустой, — сквозь зубы, нехотя процедил Ляська.
— В долг поверим. Вали! Косой вывезет. Подрежь, Граммофон! Так лучше. Узнаем счастье Пауково.
— Заголи карту! Слышь, Косой!
— Туз, туз! С письмом… Важно, важно…
Косой загреб кучу денег.
— Получай, Ляська. Твое счастье. Взял на пустую.
Кружилась голова, во рту сохло. Дрожащей рукой Ляська собрал «маз» в карман.
Где-то внутри хриплым голосом гудело у Ляськи: «Уйди!.. Уйди!!. Завязал… Сам слово дал».
И он, дернувшись, встал. Несколько кредиток свалилось в круг сидевших.
— Возьмите на водку, — чуть слышно сказал Ляська. — Нам не по пути. И, круто повернувшись, пошел с Камешков.
Молча глядели вслед оставшиеся, а потом, как бы опомнившись, повскакали, зашухерили.
— Без отыгрышу уканал… смотался пес! в бога… Христа…
— Подвалить… подвалить!
— Не наш!
И они кинулись вслед с оскалившимися в руках финками.
М. АЛЬТШУЛЕР — Два года с кольтом.
(Из блок-нота).
Рисунки худ. Тархова.
В своих очерках «Из блок-нота» М. Альтшулер дает яркие и правдивые картинки тяжелой и опасной работы агентов угрозыска. Следя за этими незаметными героями, невольно удивляешься их упорству, находчивости и с замиранием сердца следишь за их работой, которая в случае неудачи грозит не только герою, но и нарушает нашу общественную жизнь.
Фонарный переулок.
Губрозыском я был послан на работу в Духобожское окружное отделение. Это было еще в ту пору, когда на Украине началось перерайонирование. Из нескольких уездов создавался округ, но попутно существовали еще и губернии. Духобожск был в 85 верстах от губернского города. Командировочные документы получил я в субботу, а в воскресенье днем выехал к месту назначения.
Июль. Душное, пыльное лето в разгаре.
Мой вагон был полупуст, и я удобно расположился, открыл окно и любовался красивым видом. Луга многоцветными отдельными ковриками разостлались вдоль, змейкой ушедших, рельс. Я прислонился к косяку окна и, убаюканный мерным стуком колес и взвизгиванием качавшегося вагона, задремал. Сколько прошло времени — не знаю. Вдруг чей-то бас нерешительно произнес в самое ухо:
— Возле вас свободно?
Я открыл глаза. Передо мной стоял среднего роста пожилой, широкоплечий мужчина в белом картузе и синей летней поддевке.